Общага оживала, начиная свой шумный круговорот — вечернюю
студенческую жизнь.
За окнами лестничных проёмов медленно гасло июньское небо,
окрашенное в багряные тона заката. Внизу, в холле, кипела жизнь:
хлопала входная дверь, скрипел турникет, пропускавший студентов
одного за другим, гремели голоса — кто-то спорил о новом фильме
«Пираты XX века», кто-то обсуждал завтрашний концерт в ДК
«Октябрь».
Вахтёрша, сидя на своём боевом посту, недовольно покрикивала на
опоздавших, но при этом умудрялась каждому сказать пару слов — то
про передачу «В мире животных», то про свежий номер «Комсомольской
правды». Она знала всех в лицо, помнила, кто из какого города
приехал, и даже помнила, кто в каком кружке занимается.
А я стоял на лестнице и наблюдал за ней — за Светланой. Хмурая,
светловолосая, в синем платьице в белый горошек, она шла, прижимая
к груди папки с бумагами. Наверное, комсомольские отчеты или списки
для завтрашнего субботника. Шестнадцать лет… Что с меня взять?
Уровень гормонов другой, голова забита не тем чем надо. Но сейчас я
понимал — надо брать себя в руки. Не хочу стать тем, кем стал Саша
Медведев — раздолбаем, который предпочитает кратковременный комфорт
вместо серьезных перспектив.
Она поднялась на третий этаж и остановилась у двери с номером
«301». Достала ключ — не из сумки, не из кармана, а с шеи, где он
висел на простой бечевке.
«Ну и ну…» — подумал я. — «У всех нормальных людей
есть сумки, портфели, хоть какие-то карманы! А у неё — ключ на
веревочке, как варежки у первоклашек. Может, с ней и правда что-то
не так? Или это такой комсомольский максимализм — ничего лишнего,
всё по-спартански?»
Комната оказалась удивительно чистой. Ни пылинки, ни соринки —
будто не студенческое жильё, а образцово-показательный уголок из
журнала «Работница». Две кровати с зелеными одеялами, точно такие
же, как у нас в блоке, одна не застелена — видимо, соседка на
практике. Алый линолеум на полу, посередине — стол с чернильными
пятнами, а рядом один-единственный деревянный стул, явно
доставшийся от какого-то списанного институтского имущества.
Мы разулись у входа. Я остался в носках, а Света надела
клетчатые тапки на резиновой подошве.
— Ну, Саша, — начала она, садясь на кровать и жестом предлагая
мне стул, — чем наш сегодняшний разговор будет отличаться от всех
предыдущих?