Он протянул руку:
— Владлен. Или Влад тоже можно.
— Ада, — я не стала жеманничать и стиснула его ладонь нормальным рабочим рукопожатием. Оно не оставило нового знакомого равнодушным. Он потряс пальцами и удивился:
— Ничего себе!
— Нет, себе ничего, всё людям, — усмехнулась я.
— Существам? — уточнил Влад, и в глазах его запрыгали озорные чёртики.
— Им тоже. А ты на каком курсе?
— На первом. А ты?
— И я.
Дверь распахнулась, прервав нашу милую беседу «ниачом», и в коридоре показался мужчина лет тридцати. Этот — блондин для разнообразия. Сдвинув брови, строго спросил:
— Вронская и Черногорцев, полагаю?
— Да, — хором ответили мы с Владом. Переглянулись. Снова уставились на мужчину. Тот прищурил холодные голубые глаза и кивнул:
— Сначала дамы. Прошу.
Уй, мать всех существ! А почему мне стало так холодно и зябко в один момент? Будто открыла дверь в морозильную камеру… Ещё немного, и у меня пар изо рта пойдёт. Бр-р-р… Надеюсь, это не профессор. Потому что пока он идеально подходит на роль убийцы. И ведь тоже ничем не выдаёт свою сущность…
Я втащила свой чемодан в приёмную декана и уверенно сказала крохотному офиснику с длинной седой бородкой козлика:
— Добрый день!
Он буркнул себе под нос приветствие, а блондин прервал наш Версаль:
— В кабинет пройдите.
Пройду, чего ж мне, жалко, что ли.
Уж не знаю почему, но чувствовала я себя в кабинете декана, как в логове Сероволковского. Хотя тут было даже уютненько — на окнах милые шторки с оборочками, на столе рядом с плоским яблоко-ноутом фотографии в рамочках, а на шкафу с папками целая коллекция кактусов, даже кое-где цветущих, в нарочито разных горшочках. Декан указал мне на один из стульев, стоявших вдоль стола, а сам взял досье и принялся прохаживаться за спиной, шелестя листочками. Вот ведь противный тип! Как же неудобно, когда не видишь того, что за спиной… Я поставила саквояж на стол и обернулась, сидя вполоборота. Куда бы Полоз ни направился, я могла следить за ним, хотя бы краем глаза.
— Вронская.
Не вопрос, не восклицание. Просто утверждение. Ну, я и так знаю, что я Вронская. Чего молчит?
— Причина опоздания?
Всё-таки хорошо, что у меня фотографическая память! Перед глазами тут же появились строчки из тетрадки, которой снабдил меня Перфильич. Мило улыбнувшись, я постаралась придать голосу чуть заискивающий тон: