— Пятеро: четыре на рубежах, один учится.
— Отлично, — довольно произнёс монарх, — трёх месяцев им хватит.
И скажи Серапиону, чтобы не мешал парнишке, понял?
— Церковники развоняются, если всё вылезет наружу.
— А ты не дай им повода, — Павел снял с себя верхнюю одежду и
сидел сейчас в одних шароварах. — Скандинавы давят, Иваныч, а тут
ещё китайский посол давеча намёки кидал, мол, они готовы закрыть
свои именные Бреши. Ещё чуть-чуть и мы проиграем на востоке, нужно
рисковать.
— Хорошо, всё сделаем гладко.
— А что у нас по Распутину? — поинтересовался молодой правитель,
откинувшись на подушки.
— По вашей просьбе согласился отложить свою церемонию
Сопричастности до следующего года.
— Его потеря больно по нам ударит.
— Вы в него не верите?
— Он силён, вполне может получиться, что мы заимеем сразу двух
Девятых, но ты пойми, Пётр, я не доверяю бывшим фаворитам отца. Что
с того, если Распутин преуспеет? Как его потом контролировать? Я
совсем не знаю, чего хочет этот человек. Нужно ждать Барятинского,
запрети Григорию Ефимовичу Сопричастие до тех пор, пока Артём не
возьмёт восьмой шаг.
— С учётом уже обещанного это будет крайне сложно сделать…
— Подождёт. Ты знаешь, как вставлять палки в колёса.
— Он будет злиться, Ваше Величество.
— Задабривай, предлагай титулы, земли, деньги, артефакты… Нельзя
допустить его восхождения раньше времени.
И оба понимали, почему: Распутин убьёт Барятинского и всю его
семью как конкурентов. Два Повелителя Смерти как два льва в прайде
— непременно поссорятся. Задача же Павла, как грамотного монарха,
привязать обоих к себе, а затем столкнуть лбами, чтобы они искали
расположения у государя.
«Вот только как это организовать?» — рассуждал молодой
монарх.
— По Барятинскому любые слабости, что узнаете — сразу мне на
стол. Тёмные делишки тоже, сколько у него любовниц?
— По последним данным — три. Две из купеческих семей и одна из
графского рода в Польше. Госпожа Жмудская. Она теперь наш
перевербованный агент, — пояснил Шувалов на вопросительный взгляд
императора.
— Ты знаешь, а он мне всё больше нравится, — хохотнул Павел и
зажмурился от удовольствия, утонув в мягкой подушке. — Такую стерву
приручил, не дай бог кому…
— Так может, Артём Борисовичу пожаловать-с титул за рвение?
— Ни в коем случае, — не открывая глаз, нахмурился император и,
зевнув, добавил, уже засыпая. — Мои волки должны оставаться
голодными…