Ожидаемо «вот он» оказался мной.
Ректор прикрыл глаза, явно пытаясь взять себя в руки и не наорать
на наглого студента, относящегося не к самой слабой семье.
— Господин Шмаков, ни я, ни другой
преподаватель не засекли ни одного случая вмешательства в
изготовление вашего зелья. Господину Песцову абсолютно незачем вам
завидовать, потому что его успеваемость куда выше вашей, при этом
он почему-то не бегает ни к декану, ни к ректору и не говорит, что
к нему должны быть снисходительными, потому что он алхимик в первом
поколении. Кстати, вот он — действительно талантливый алхимик, в
отличие от вас. А вы умеете только скандалить и жаловаться. А ваши
успехи на ниве алхимии не просто незначительны, их нет.
По мере выступления ректора Шмаков
хватал ртом воздух, набираясь сил для новой тирады, а к окончанию
речи так и застыл с приоткрытым ртом.
— Безрукий ты, Шмаков, — хихикнула
Уфимцева, а Фурсова ее поддержала заливистым смехом, очень уж
потешно выглядел оскорбленный в лучших чувствах одногруппник.
И это стало для того последней
каплей. Он внезапно заорал, схватил мензурку с неудачным зельем и
выплеснул прямо на Фурсову. Поскольку занятие было уже закончено,
защитную одежду сняли все, кроме него, а в лаборатории оставались
ради интереса узнать, чем же закончится шмаковское показательное
выступление по изготовлению зелья экстракласса.
Жидкость попала девушке на лицо и
начала прожигать кожу. Я никогда раньше не слышал чтобы человек так
кричал. Даже не задумываясь, я отправил на нее
заклинание-нейтрализатор.
Ректор орал и жал на кнопку вызова
дежурного целителя, парни схватили Шмакова и держали за руки,
Мацийовская бросилась к одногруппнице с вытащенной из сумки
салфеткой, хотя протокол предполагал совсем другие действия.
— Только не открывай глаза, —
твердила Уфимцева, хотя всем было понятно, что туда шмаковская
жидкость тоже попала.
Не знаю, что там получилось у Шмакова
вместо нужного зелья, но повреждения выглядели ужасающе: кожа прямо
на глазах покрывалась уродливыми темными корками. Повреждение было
совсем свежим, поэтому я не сомневался, что последствий не будет,
потому что уже приступил к исцелению, отправив и обезболивание.
Физические страдания у Фурсовой должны были прекратиться, но она
все равно выла, не открывая глаз и не прикасаясь руками к лицу. В
отличие от Уфимцевой, Фурсова точно помнила, что этого делать не
надо.