Чужеземец - страница 49

Шрифт
Интервал



- Бунты, Степан Разин. Точно не помню, если честно.
- Если вкратце, то Россия полыхала. И попала наша красавица из огня, да в полымя. Хоть не костёр, уже ладно. Но и пристроиться как следует не сумела. Сибирь тогда уже была русской землёй. Шла золотодобыча. Уж за  каким бесом занесло в эти края нашу девицу, мне неведомо. Но злость она держала на того герцога, а с ним и на всю французскую знать очень крепко. В Сибири она осела. Ну как осела, к кому-то должно быть прибилась. Лет ей уже было довольно много для незамужней девицы по меркам того времени. Должно быть, как тебе сейчас Эльза.
- Ну, спасибо!
- Я не о том. Ты представь, красивая, но из возраста невест уже почти вышла, бесприданница, чужачка, одно хорошо, знахарка. Вышла она тут замуж или ещё как, не знаю. В этой части легенды очень много домыслов, и мало достоверных фактов. А вот дальше наша легенда имеет уже куда более прочную почву под ногами. Есть письмо тех лет, и я сам рылся в местных церковных книгах о рождении детей, сопоставлял даты. Изучал историю рода Мари.
 Одно теперь известно точно, жила француженка долго и к концу тысяча семисотых родилась у неё внучка. Красавица, каких мало. В бабушку-ведьму и, что характерно, тоже с даром. Мон Анже! Так её потом будет звать твой предок, Шарль. Девицу назвали Марией. И росла она под строгим приглядом озлобленной на весь мир бабки. С лютой ненавистью в сердце ко всем представителям французской аристократии. Бабка расстаралась на славу. Да и было за что бабке ненавидеть французскую знать. У той самой бабушки наша Мари, мон Анже, научилась плести кружева дивной тонкой работы. Наследие с родины предков.
А потом  морозной зимой года 1812 в избушку к этой Мари заглянул француз. Она пожалела, приютила, вылечила. Думала, что солдат. Откуда ж ей было знать, что это целый герцог заглянул к ней в избу? Как водится, она его полюбила.
А как узнала, что перед ней герцог-француз, так хотела убить. Металась между ненавистью и любовью. Бегала в церковь, просила о вразумлении. Потом уж и вовсе поклялась извести. И извела бы, наверное. Так ли, иначе ли. Не знаю. Но вскорости Мария понесла под сердцем ребёночка от француза. И убить его уже не смогла. Побоялась накликать худую судьбу для ребёнка. Да и на шее француза был оберег от колдовства и порчи. Вот он, смотрите. Перед самым уходом в Бордо, он оставил его на память младенцу-бастарду.