Но не все радовались и наслаждались пролетающими мимо платформами. Случился в этом теплом вагоне человек, которого нисколько не беспокоило ни медленное пробирание поезда сквозь город, ни его залихватский свист и прыть среди укрытых ночной мглой лесов и полей. Человек этот попросту спал. Припав головой к острому углу, где сходятся окно со стеной, пропустив руки между колен, неестественно искривив, расслабленную спину, он распустил пухлые губы, за которыми виднелись погибающие под слоями желто-черного налета зубы, глаза его были закрыты. Он спал безмятежно, искренне и глубоко.
Нет такого поезда, в котором не произошло бы какого-то курьеза или случая. И уж точно, нет такого случая, который не мог бы вырасти в историю. Там, где есть люди, всегда есть место курьезам, случаям и историям. Большим или маленьким, серьезным и не очень, забавным ли, трагичным, место найдется всегда. Где есть человек, там будет и история.
Спавший у окна человек, так же как и любой другой, имел свою историю. Окажись рядом историк, он бы не счел историю этого человека важной. Ведь, как и все ученые, историк предан лишь великому…
Но, в спавшем человеке, великого не наблюдалось. На нем наблюдалась грязная, белая куртка, черные, не по размеру широкие штаны, серый, растянутый, вязаный свитер выглядывал из-под куртки.
Если присмотреться внимательнее, то несвежее лицо этого человека было интересным. Востроносое, с высоким лбом, окаймленным слипшимися вихрами… Но… к нему никто не присматривался. Хотя, надо отдать должное, и вниманием никто не обходил.
Человек этот ехал в вагоне дольше всех. Его можно назвать старожилом уютного оазиса среди зимней мглы и холода. Он вошел еще в Москве. Вошел в пустой вагон. До отправления оставалось минут двадцать, когда человек занял самую крайнюю, самую неудобную лавку на два места. Он долго искал позу, умащиваясь на двойном сидении, подтягивая ноги и пряча голову в отворот свитера. Таким его и нашли первые пассажиры. Тепло вагона дарило не только сладкие сны, но отогревало промерзшую одежду и белье, выгоняло из них дух звонкого мороза и возвращало родной, обычный, естественный дух.
Людей становилось все больше. Они наполняли вагон постоянно. Кто-то заходил прямо со станции, кто-то мигрировал из других, менее теплых вагонов. Уже через пару остановок, вагон был заполнен наполовину. На дальнюю от спящего человека половину. Но жизнь неумолима и суть вещей неизбежна. Люди прибывали, и вагон наполнялся все больше. Очень скоро две трети вагона было занято. Социум надвигался на спящего, как гроза наплывает на мирный, солнечный город.