- Хочу быть рядовым солдатом, -
объявил я старшине роты, - дабы на своей шкуре почувствовать
тяжести службы, а уже потом делать солдатскую карьеру.
Сказано оказалось весьма двусмысленно
и чуточку вызывающе, но было уже поздно.
Я лишь широко улыбнулся, как бы
извиняясь. По-моему Малов этим совершенно не купился.
Он, правда, не стал спорить, но так
красноречиво скрипнул зубами, что я понял – все разборки еще
впереди и ты даже не думай, что о твоих грехах забудут. Еще как
вставят в лычку, не будь я почти членом партии.
Завтрак был прост, хотя и сытен –
геркулес со сливочным маслом и тремя кусками хлеба, сладкий чай.
Кое-кто вздумал ворчать, но я молча съел до последней крошки и
умелся обратно в казарму – навести дополнительный порядок в
обмундировании. Чует мое сердце, возьмут меня под белые руки по
указке Кормильца и отволокут либо к старослужащим, либо напрямую к
командиру роты капитану Гришину.
А там, знаю я такие вещи, будут
ковырять до такой степени, пока что-то не найдут. Это ведь так.
притащат меня, как нарушителя дисциплины с четкой задачей –
наказать так, чтобы вся моя рота испугалась. Значит, будут
обязательно искать какую-нибудь бяку. Это понятно, что все одно
побьют. Но очень уж не хочется, чтобы за грязный мундир.
Там меня и похватали. Кормилец
собственной персоной. Разговаривать он со мной не захотел, сурово
потребовав сразу же к товарищу командиру роты!
Причем такую сделал многозначительную
паузу, что явно послышалось «для получения выговора и определения
степени конкретной степени вины».
Экий ты Кормилец глупый. Молодой еще,
торопливый. Здесь же главное не чувство вины, а ожидание наказания
виновным. Деканом я специально указывал через кого-нибудь доцента,
секретутку и прочее, что я очень недоволен и на днях вызову для
ругательного разговора студентку (студента) имярек. И все, как
правило, о виновных ты даже можешь не вспоминать – они сами себя
поедом съедят.
А тут только сказали, я даже не успел
потом облиться, а они уже тащут к означенному прокурору. Фу-у! А
где же педагогическая составляющая фактора вины?
Капитан Гришин, старый уже человек с
точки зрения Ломаева–молодого и средних лет по мнению
Ломаева–пожилого, встретил меня с любопытством.
- Вот ты какой! - добродушно прогудел
он при виде своевольного солдатика.