И тут буквально за день до ноябрьских
праздников я получил по почте долгожданную, но очень неожиданную
повестку из военкомата. Вначале даже понервничал, ножками
подергал.
А потом решил, что я к армейской
жизни был готов. Жил я в это время уже на собственной квартире. Так
что взял суровую повестку, сразу же угрожавшую мне уголовной или,
хотя бы административной ответственностью. И сообщил в отдел
кадров, что увольняюсь в связи с объективными причинами (служба в
Советской армии), умотав согласно предложенному предписанию.
Кто прошел через это, знает, как это
бывает бестолково, в первую очередь из-за самих новобранцев. Машу
днем я так и не увидел в сутолоке предотъездных хлопот. Хотя очень
вдруг захотелось напоследок пообжиматься, но, видимо, не
судьба.
Тем более, она сама как-то психнула,
мол, надо бороться. Что, значит бороться, как бороться? А
перспектива спортроты выглядывала все менее реалистично, несмотря
на заявления Александра Петровича.
Вот тут я рассудил реалистично своими
старческими мозгами. Фиг с ним, что я уже призер двух золотых
медалей, мировой рекордсмен и мастер международного класса. Да
наплевать, надоели с этой армии, ведь на казнь меня призывают.
Придумаю, что делать, дабы не уронить профессиональный уровень
лыжника, а если постараться и биатлониста. Что я, маленький, что
ли? И Маша подождет, не обтешется!
С кучей таких же ребятишек из Ижевска
и из Удмуртии – испуганных, встревоженных, но донельзя любопытных –
погрузился в обшарпанный вагон, которому так подходило название
теплушка. Призывников было много – явно ведь больше, чем
пассажирских мест. Кому-то четко светила перспектива добираться до
места назначения исключительно стоя.
Предвидя это, бодрым соколом взлетел
на третью багажную полку. Тут было хоть и жестко, и потолок низко,
зато всегда один и никто не пихается в поисках свободного местечка.
Впрочем, уже в Горьком нашу призывную команду радикально
переформировали. Слабые социальные связи нарождающегося коллектива
сразу были разорваны и даже светловолосый Михаил, с которым у меня,
кажется, стали налаживаться связи, был забыт. Я снова залег на
третью полку и сверху философски на все смотрел, как тощий, но
гордый верблюд.
К этому времени я уже четко понимал –
тут я, как все. И мое спортивное положение здесь мало кого волнует.
Жалко! Что-то в громоздком армейском механизме провернулось явно не
так, как раньше задумывалось.