Обрадованные солдаты – не только
молодые, но и старослужащие – отправились в свой дом в армейскую
пору. А Малов тормознул Ломаева. Называется, второй акт
Марлезонского балета! И Малов опять за свое, но с спецификой.
Конечно, он молодец, кормилец.
Старшина ведь видел, именно благодаря ему они вдруг так
продвинулись в беге. Только он не обозрел? Ломаев ведь такой же
молодой и зеленый и просто обязан подчинятся приказу, а не отдавать
приказы, да еще дедам. Если так, то поблагодарить, а потом в
грудину. Ибо нечего тут нарушать традиции!
Я же, глядя на суровое, сумрачное
лицо деда, сразу же понял, что случилось. Сержант Малов снова
заподозрил, что мне хочется совершить военный переворот. Как будто
я хочу это или у меня вообще есть такая возможность! Но старшина
параноидальная личность, хотя в целом нормальный. Высечь бы деду
меня, чтобы оклемался, да кто позволит.
В конечном деле подошел к Малову,
который раздраженно не позвал – просто промычал. Но я не стал
выкаблучиваться и показательно строить из сего дурака – все же и
так понятно до проклятой икоты.
- Товарищ старшина, - доложил я,
козыряя, - по вашему приказанию прибыл!
И что-то я сделал не так – толи
громкость была небольшая, толи морда не через чур офигенная. В
общем, Малов, сволочь эдакая, ответом врезал мне солнечное
сплетение. Кто не знает – это сгусток нервов, вспомогательный пункт
любого человеческого тела. Удар по нему всегда приводит к
болезненному ощущению.
Но у меня существовали два смягчающих
обстоятельства – и сержант бил не в полную силу, похоже, видел, что
зря он меня бьет. А я, с другой стороны, предчувствуя такой
карательный шаг деда, напряг грудной мышечный каркас.
И Малов только ушиб руку. Он ведь
пытался бить коротко и внезапно, что делать больно, но без следов.
А то если офицер, тот же самый капитан Гришин, увидит синяк на
груди новобранца, когда он выходит топлес на зарядку, то мало не
покажется, пусть возможный виновный старослужащий.
Офицеры нередко относятся к дедам
мягче, чем к зеленым солдатикам. Но всему есть определенные рамки,
особенно в советское время. Здесь к любому срочнику есть масса
дисциплинированных наказаний, только ешь, не перелопайся.
Малов задумчиво и, похоже, злобно
посмотрел на меня и поинтересовался:
- Ломаев, гад, заранее готовился к
моему удару?