— Агнар, тут наших еще 16 человек, плюс несколько десятков
гражданских. Что с ними будем делать? И еще... Один из наших очень
плох, и ему нужна немедленная помощь. Боюсь он не доедет на
челноках.
Я на мгновение задумался, после чего двинулся в сторону
больницы, спрашивая у рядом идущей девушки:
— Что за гражданские? Нормальные? Что о них говорят твои
люди?
Девушка помолчала собираясь с мыслями и ответила максимально
просто:
— Они говорят, что если бы не эти люди - половина из них не
дожила бы до моего прихода.
Практически сразу, как только услышал ответ девушки, я решил
судьбу этих людей и бросил в её сторону:
— Пусть двое останутся с тем, кому нужна немедленная помощь, я
присоединюсь к ним. Остальные люди пусть грузятся в челноки. Как
организуешь все подходи туда же, где будем мы. Всё поняла?
Девушка кивнула и помчалась куда-то по коридору, и именно в этот
момент я осознал, что не имею ни малейшего представления куда мне
идти, поэтому крикнул:
— Алёна стой! Где лежит ваш не транспортабельный человек?
Девушка и не подумала останавливаться, лишь её затихающий голос
показал, что она меня прекрасно услышала:
— Во второй операционной!
Ориентируясь по многочисленным указателям я спустя несколько
минут нашёл требуемое помещение, и зайдя внутрь обалдел. Человек,
лежащий на операционном столе был очень хорошо мне знаком.
Его настоящее имя не помнил никто, потому что все его звали не
иначе как отец. Он был невероятно стар еще тогда, когда я пришёл в
отряд зелёным юнцом. Он делился с нами самой важной наукой любого
человека - наукой о выживании.
Он рассказывал как можно найти воду в жаркой пустыне, или найти
укрытие, способное защитить от песчаной бури. Его знания были
невероятны, и не раз спасали жизнь каждого бойца отряда.
И сейчас я смотрел, как в абсолютно тёмном помещении, едва
освещаемым небольшим костром, разведённым на стальном листе рядом с
окном, этот человек медленно умирал. Поддерживали его в этом мире
лишь две женщины, которые порхали рядом с ним словно в неведомом
танце, и используя различные приспособления непонятного мне
назначения пытались удержать жизнь в этом великом человеке.
Они испуганно вздрогнули, когда я без предупреждения зашёл в
помещение, но увидев успокаивающий жест в моём исполнении вернулись
к своему занятию, обращая на меня внимания не больше, чем на
какой-нибудь предмет мебели.