Паша хмурится.
— В газете их, конечно, не напечатают. Но шум могут поднять. Ты
есть на этих снимках?
— Нет, — отвечаю я. — Меня за столом не было.
— Все равно, история неприятная. А сам парень что сказал?
— Он сказал, что снимал птичку.
— Ты ему по уху не съездил?
— А смысл? — усмехаюсь я. — Не фотоаппарат же у него отбирать с
пленкой.
— Правильно сделал, что не тронул его, — кивает Павел. — Хотя,
жаль. Знаешь, давай-ка я утром с ним поговорю. Мне показалось, что
долго хитрить и отпираться он не сможет — характер не позволит.
Слишком вспыльчивый. Обязательно проговорится. Узнаем, что он
задумал.
— Ты уверен? — спрашиваю я. — На тебя он тоже злится из-за
Веры.
— Тем более, — твердо говорит Павел. — Все равно рано или поздно
нам с ним придется поговорить откровенно. А чем раньше — тем
лучше.
Я снимаю блюдца с кружек — с них на стол падают горячие капли
испарины. Чай заварился отменно — он темно-коричневого цвета, а
почти все чаинки разбухли и упали на дно.
— Вкусные пряники, — жуя, говорит Павел. — И свежие. А к нам в
магазин такие не завозят. Охотники, что ли, угостили?
— Туристы, — улыбаюсь я. — Они у меня на базе от дождя
прятались. Кстати, Вера про тебя спрашивала. Интересовалась, что ты
за человек.
— И что ты сказал?
— Как есть, так и сказал, — смеюсь я.
— А она?
— А она попросила передать тебе записку.
Я достаю из кармана смятую бумажку и отдаю Павлу.
— Это ее номер телефона в Ленинграде. Так что…
Не закончив фразу, я многозначительно смотрю на Павла.
— Вот это да! — радостно улыбается Павел.
И тут же растерянно глядит на меня.
— И что мне теперь делать?
— Пригласить на свидание, — улыбаюсь я. — Паша, что ты как
мальчишка? Чего ты растерялся?
— Ну, она же в Ленинграде живет, в институте учится. А я?
Участковый в деревне.
— Откуда ты знаешь, что она из Ленинграда? Может, она точно из
такой же деревни, а в Ленинград учиться приехала. И это телефон
общежития. А ее фамилию я, между прочим, не спросил.
Я споласкиваю кружки под рукомойником и ставлю в сушилку.
— И вообще — какая разница? Захотите встречаться — найдете
возможность.
— Тоже верно, — кивает Павел.
— Ладно, давай спать.
Я стелю ему на узком старом диване, а себе раскатываю на полу
матрас. Спать остается всего часа четыре — и то, если, проснувшись,
сразу выйти.
— Спокойной ночи, — говорю я Павлу и гашу керосиновую лампу.