Испуганно переглянувшись, девчонки поклонились разом:
- Не гневайся, батюшка, не ведаем!
- Ну, блин… Я ж не «Шизгару» прошу! Ну, давайте тогда «Листья
желтые», ее-то все знают… Листья желтые над городом кружа-а-атся, с
тихим шорохом нам под ноги ложа-а-атся! Не понял? Что молчим? И эту
не знаете? Игнат, что за дела-то?
- За такие дела велю их завтра на конюшне высечь! – пьяно
ухмыльнулся Игнат. – Ух, корвищи! Не знают, что петь!
- Не вели сечь, батюшко! – хором взмолились девушки. – Хочешь,
мы те про Соловья-разбойника споем?
- Не умеют петь, пусть тогда пляшут. Голыми! – снова пошутил
Егор.
- Голыми? – Игнат ненадолго задумался и вздохнул. – Не, голыми
им нельзя – утопятся еще со сраму в проруби. Мне – прямой
убыток.
- Да шучу я!
- Так про Соловья-разбойника будете слушать?
- Послушаем, чего уж. Пусть поют.
После веселого – обильного, с хмельным и с песнями – ужина гости
полегли спать, едва только растянулись на приготовленных ложах –
кто на широких, застеленных медвежьими шкурами сундуках, кто – на
лавках. Сразу и захрапели – и Борисычи, и Антип. Иван – Тугой Лук –
Борисович, правда, сказать успел:
- Тебе, Егорий, нынче сторожу нести. Вижу, не так уж ты и
хмелен, молодец.
- Да с чего тут хмелеть-то? Была б водка, а так…
Поворочавшись – все равно не заснуть, да и нельзя – «сторожа!»,
Вожников вышел на крыльцо, подышал воздухом, прогоняя остатки
ненужного хмеля. Ночь выдалась тихой и теплой, падавший было мокрой
крупой снежок вроде бы перестал, сквозь разрывы туч проглянули
серебристый месяц и звезды. Хорошо! Нет, правда. Словно в
каком-нибудь пансионате а-ля рюс. Так и кажется, что вот-вот выйдет
кто-нибудь выкурить в тишине сигаретку.… Да-а-а…
Глава 8
1409-й…
Что-то скрипнуло. Чья-то тень бочком скользнула к крыльцу.
Молодой человек вздрогнул – кого еще черт принес? Ах, это ж,
кажется…
- Федя, ты, что ли?
- Язм, господине.
- Молодец! – Вожников приглашающе махнул рукой. – Давай,
поднимайся, на крылечке с тобой постоим, побазарим.
Парень как-то затравленно оглянулся:
- Лучше уж, господине, в сенях.
- В сенях, так в сенях, - пожал плечами Егор. – Только темно
там.
- Это и хорошо, что темно – никто не увидит. Слово к тебе
есть!
- Хм, надо же – слово! Ладно, проходи, говори свое слово.
Оба уселись в сенях на старый сундук, и с полминуты сидели
молча. Вожников слушал тишину и… тяжелое дыхание подростка. И чего
он так дышит-то? Как паровоз, прямо.