- Рыбка, рыбка, белорыбица!
- Квас, квасок, раскрывай роток!
- А вот сбитень, сбитень...
- Пироги, пироги, с пылу с жару, недороги…
- Купи, господине, собаку! Добрый псинище – всегда
пригодится.
- Да не нужна мне собака. Кошки, калиты – где?
- А вон, в том ряду, за баклажками.
Свернув, Вожников, не обращая никакого внимания на навязчивую
рекламу («Купи, господине, баклажку!» «А вот блюдо – самое
лучшее!»), обогнул торговцев деревянной посудой – всякого рода
мисками, баклагами, блюдами, – быстро сторговал за две денги
поясной кошель – «кошку», а на обратном пути, подумав, все ж
прикупил деревянный гребень и ложку, подвесив все к поясу на
специальных бечевках – карманов-то не было!
- Собаку, господине, купи.
- Не нужна мне собака, сказал же, - молодой человек с
подозрением покосился на крупного лохматого пса непонятной породы и
покачал головой. – Нет, не нужно. А не знаешь ли ты, уважаемый, кто
умеет заговаривать зубы? Болят уж который день, мочи нет! Кариес,
наверное.
- Зубы? – продавец пса – глуповатого вила парняга лет двадцати с
круглым добродушным лицом и толстыми губами, озадаченно взъерошил
затылок. – Ране Манефа… тьфу-тьфу-тьфу – тут парень перекрестился и
продолжил уже почти шепотом: - Ране Манефа-волшбица всем
заговаривала. Она тут, неподалеку, жила, в деревеньке одной. А
топерь волшбицу того… казни предали, за колдовство злое. Топерь с
зубами, даже и не знаю, к кому.
- Что, так-так и не к кому? Ты, уважаемый, помоги, а я уж в
долгу не останусь, - Вожников многозначительно позвенел недавно
купленными кошелем, вернее, тем, что в нем находилось. – Болят ведь
зубы-то. Болят.
- Ин ладно, - плотоядно взглянув на кошель «болезного», парняга
махнул рукой. – Пойду, спрошу у кума, он тут рядом, рыбой
торгует.
- Так, может, я сам у него спрошу?
- Что ты, что ты, никто чужому не скажет. А ты, мил человек, тут
постой, я быстро.
Прихватив с собой собаку, торговец проворно скрылся за рядками.
В ожидании его возвращения Вожников, прислонясь к бревенчатой стене
какого-то амбара, с интересом наблюдал, как местные пацаны играют в
«чику». Не на деньги играли – денег, даже самых мелких, медных, у
них, по ходу, не было - на щелбаны да на желание. Кто-то, проиграв,
громко ржал жеребцом, кто-то, замычав по-коровьи, наклонившись, пил
из лужи воду, а вот один – самый мелкий – скинув армячок и
перекрестившись, полез на высокую березу.