В центре романа – харизматичная личность, одержимая инстинктом саморазрушения, “желанием исчезнуть”; аналог Агирре из одноименного фильма Вернера Херцога и полковника Курца из “Апокалипсиса сегодня”. Это очень яркий герой – только кажущийся одномерным, закостеневшим и легко считываемым, но на самом деле непредсказуемый. “Гнев Божий”, он не оправдывает войну, не объясняет причины войны или возможный сценарий ее дальнейшего развертывания; зато отлично иллюстрирует для обывателя “идею войны”: монстр, от которого не стоит ждать ничего хорошего, даже если формально это ваш монстр.
Автор (про которого, кстати, даже и не скажешь, на чьей он – политически – стороне) не любуется своим героем и не демонизирует его; читатель несомненно осознает не только монструозность, но и героический аспект боевой деятельности Кузьмы и то, что за ним стоит некая “своя правда”. Однако “Желание исчезнуть” – роман не про то, что “у каждого своя правда”. Мы видим, что война – не только “продолжение политики”. Именно поэтому невозможно просто “договориться” – и прекратить ее в любой момент; и поэтому все объекты в этом романе – словно на рисунках Кита Хейринга, с сиянием, они будто излучают черную радиацию. Война – щель, через которую в обычный мир проникают существа с другой психикой, “инопланетяне”, с которыми обычным людям не по пути, но отказаться от этих попутчиков уже нельзя: однажды купленный “билет на войну” подразумевает прохождение точки невозврата.
Особенно удачный персонаж романа – второй, теневой главный герой: снайпер, контактирующий со своей убитой подругой наводчицей Мариной; у него своя, очень нетривиальная история отношений с Кузьмой – и сейчас он то ли оберегает его, то ли хочет убить сам, то ли пытается подтолкнуть его под чужую пулю; надо дочитать до конца, чтобы разрешить эту загадку.
“Желание исчезнуть” написано, выражаясь вульгарно, “никак”: лишенным всякой орнаментальности, стертым от слишком частого использования, полуанонимным литературным стилем; специфически куприяновское свойство этой вещи заключается в другом. В “Желании” есть то, что называется “величие замысла”; оно ощущается здесь так же остро, как стиль в текстах Михаила Шишкина или Ольги Славниковой. Это остроумная дерзкая вещь; остроумная – потому что роман про войну, но самой войны, непосредственно свиста пуль и грохота разрывов, здесь практически нет; дерзкая – в том смысле, что “мирный” литератор (а опыт и травля В. С. Маканина за “Асан” памятны) берется за сочинение романа на крайне болезненную тему – и совершает отважный рейд на “чужую” территорию, на которую у “настоящих” военкоров и писателей калибра Захара Прилепина вроде как монополия. И это тоже поступок в своем роде.