Стальной воротник с королевским вензелем, подтверждающим право обладателя на вход в любые двери королевства и доступ к сердцу любой дамы, как и всегда, остался лежать на серебряном подносе рядом с его рукой.
Глаза, наблюдавшие за ним, с безысходностью утонули во мраке.
– Служение, Даниэль, – это высшая форма благодарности, которую Вы можете отдать другому. И каждый в этом мире скажет Вам, что служение – это высшая цель, которой мы можем посвятить свои жизни. – В голосе ее появлялись нотки раздражения. – И пока Вы каждый день просыпаетесь в этом мире, в этом замке, в своей постели, и принимаете это как должное, пока Вы продолжаете идти наперекор правилам и укладу нашей жизни, уж поверьте мне, Вы не можете считать себя в безопасности. А потому наденьте нектай.
– Знаете, в чем проблема, Кейтлин? – Даниэль накинул за плечи плащ и обернулся. – Ее Величество забывает, кто я есть. И что я легко могу обойтись без ошейника. Хотя Вам он очень идет… спорить не стану.
Лицо ее вспыхнуло.
– Да кто Вы такой, чтобы заставлять королеву волноваться за Вашу жизнь!
– Господин Вальтер! – распахнувшаяся с грохотом дверь ударилась о каменную стену, заставив обоих обернуться.
Лицо вбежавшей фрейлины было смертельно бледным.
– Господин Вальтер, Ваша сестра! Она умирает!
***
Момент, когда земля уходит из-под ног, кроме всего является моментом четкого осознания нематериальности страха. Страх рождается где-то глубоко внутри, как и ненависть, как и зависть, как и любовь. И юноша, для своих лет слишком взрослый, всегда холодно оценивал каждое слово в свой адрес, предпочитая оставаться сочувствующе непричастным к общему волнению, когда какая-либо новость врывалась в стены этого замка. Но едва допущенная мысль о том, что с Агнесс могло что-то произойти, – и хладнокровие в его венах начинало пульсировать, и это злило, но контролю не поддавалось. Холодный каменный коридор промелькнул перед глазами за один вдох. Крутая лестница вверх – и с нервным выдохом глаза сузились от яркого света.
В огромном зале, непривычно залитом солнцем, редким в этих краях, казалось, еще никогда не было так много народа. Массивные дубовые стеллажи, стоящие на охране бесценных знаний сего сакрального места, сочувствующе обозревали возникший у их подножий хаос: фрейлины со слезами, беспомощными причитаниями и мольбами, приправленными изрядной долей боязни сделать еще хуже, окружили тело совсем юной девушки, лежащей на полу среди огромных опрокинутых книг. Бледные щеки в обрамлении карамельно-пшеничных волн, потеряли свой редкий яркий румянец, руки безжизненно вскинулись к высокому изящному воротнику со сверкающей серебряной пластиной, словно пытаясь избавиться от удушья. Блестящие голубые глаза в томной неге полуопущены для придания лицу большего трагизма.