Но мысли, как известно, материальны, поэтому партнеры естественным образом находились сами.
Как я уже сказал, сначала это был чисто секс, всегда в сопровождении алкоголя и легких наркотиков.
А потом пришло чувство.
Его и Машу я встретил с разницей в один месяц, но первым был он, тот, кто до сих пор не хотел меня отпускать.
Похоже, я несколько недооценивала отношение ко мне Николая Валерьевича…
Мужчины зрелого возраста привлекательны тем, что они не строят никаких иллюзий, не произносят бесконечное: «Любишь?», не клянутся жизнью, что любят сами, и философски понимают, что во взаимосвязи двух людей произойти может всякое.
Хотя, может, зря я так обобщаю, ведь близко, в быту, мужчину зрелого возраста я знаю только одного.
Когда-то был еще один, но то был мой отец…
Если у профессора и были какие-то пожелания насчет нашего совместного житья-бытья, то все они связаны с четкими и простыми вещами: он не любил, когда я где-то задерживалась по вечерам (потому что не хотел ужинать один), не любил, когда я плохо считала деньги (потому что сам всегда планировал каждую мелочь), не любил, когда я вульгарно выражалась, громко смеялась или чрезмерно флиртовала с его такими же немолодыми, пропахшими валокордином друзьями.
Но, с другой стороны, он прекрасно понимал, что, если я задерживаюсь, это еще не повод для ревности!
Умная девушка и средь бела дня при желании и повод, и место найдет, а меня он дурой никогда не считал.
Он также понимал, что и деньги его не являются для меня единственным мотивом для сохранения отношений.
В своей прошлой жизни я самостоятельно и с лихвой удовлетворяла все свои амбиции в финансовом плане, и он об этом должен был помнить.
А когда мы оставались наедине, мои крепкие выражения ему, похоже, даже нравились, возбуждали они его, что ли… И он вмиг молодел лет на двадцать и даже подыгрывал мне, называя половые органы так, как они и называются на самом деле, а не в медицинской энциклопедии.
От законной-то супруги он вряд ли когда-либо слышал такое!
А тут этакая Элиза Дулитл, последняя ниточка к юности, в которой и ему самому пить, курить и материться было столь же естественно, как дышать.
В общем, если я и цеплялась за профессора, как за спасительный якорь, так это только в первые месяцы моей «новой» жизни, что было вполне себе объяснимо…