– Гоги!
– Чего тебе? – спросил бармен, наливая в гранёные стаканы непрозрачное вонючее пойло.
– Ты вечером что делаешь? Мы бы могли того… Ну ты понимаешь…
Грузин перегнулся через стойку и тихо шепнул на ухо помирающему от страха мужику, – Захады в адынадцат часов! Буду тэбя ждат, дарагой!
Сложно сказать, что страшней – назвать гомиком двухметрового здоровенного дядьку или угадать и назначить ему свидание…
Мужичок побелел, и на подкашивающихся ватных ногах пополз к своему столику. Если бы его на входе сбил гравиджип какого-то обдолбанного москвича, расклад бы его вполне устроил. Главное – сразу, насмерть.
– Это любовь, с ней рядом амур, крыльями машет, – запела бабёнка на фоне, и бедолага разрыдался, не стесняясь друзей.
Гравиджип с номерным знаком «СЯВА» протаранил урну и распугал хронов, побросавших чекушки. Дверцы распахнулись, хотя по всем правилам должны были подняться вверх. Не каноничная техника означала одно – ностальгирующего по земному прошлому бандюгана. таких в машине набралось целых четыре штуки, одинаковых с лица, словно четыре однояйцевых близнеца. Отличались они небольшой разницей в росте и количеством золота, напяленного на их здоровенные туши.
Один из них закинул толстенную цепочку за спину, сплюнул на землю и схватился за ржавую ручку двери кабака короткими и толстыми пальцами – сардельками.
Когда его физиономия протиснулась внутрь, народ притих, а Гоги полез под стойку за деньгами. Крыша всегда приезжала в разное время. Принципиальный вопрос. Так они часто отлавливали в рыгаловке должников и прочих персон, требующих воспитательной работы. Держиморды ввалились в заведение, и расталкивая боязливых местных, проследовали в дальний конец помещения, перетереть с владельцем.
Сеня вжался в стул, понимая, что ничего хорошего в этом раскладе не светит. Колян позеленел, словно в очередной раз отравился палёной водкой.
Стас продолжил уничтожение остатков спиртного на столе. Его подобные моменты беспокоили меньше всего. Деньги и этих мужиков он не брал, а значит, интереса для них не представлял.
Мужик с блестящей и гладкой лысиной вылез из каморки Гоги с деньгами. Он повёл носом, будто заправская охотничья собака, оглядел зал, выискивая, кому испортить отдых. Взгляд остановился на центральном столике. Что именно не понравилось в нём? То, что он стоял ровно посреди зала или то, что лица не показались знакомыми, знает лишь высший космический разум.