Полина выпрямилась и отстранилась от отца, удивленно уставившись на него голубыми глазищами.
– Ты чего сопишь, пап? У тебя насморк что ли?
Казимир мгновенно потушил огонь вожделения во взгляде и отвернулся к телевизору, внутренне вздрогнув от неожиданности.
– Да, простыл слегка, – пробормотал он охрипшим голосом, испугавшись, что спугнул наваждение, свою сладкую муку, – кондиционер на работе, черт бы его побрал…
С тех пор что-то изменилось в Полине, как будто перестала ощущать свое естественное единство с родным человеком. Отец перестал быть ее продолжением в этом мире. Между ними выросла невидимая стена. И Казимир страдал, сокрушаясь об утраченном, терзаясь чувством вины из-за своей несдержанности, неосторожности. А тьма, заполняющая его изнутри, все больше отравляла кровь, его мысли и душу. И он жаждал, жаждал…
Как-то Казимир вернулся с работы раньше обычного. Дома была только Полина, но она не заметила его возвращения, потому что мылась в душе. Сняв пальто и ботинки в прихожей, Казимир на цыпочках подошел к двери ванной, из-за которой доносился шум льющейся воды и беззаботное пение. Вдруг он почувствовал себя мальчишкой – подростком раздираемым на части непреодолимым желанием не то, что вкусить, а хотя бы прикоснуться к запретному и манящему. Душа его наполнилась предвкушением чуда, под ложечкой засосало от страха. Он осторожно надавил на ручку двери и сердце его дрогнуло: дверь была не заперта. Тьма, обернувшись черной коброй, встала в боевую стойку, расправив свой капюшон. «Не смей!» – заверещал в голове Казимира истошный голосок, надрываясь, срываясь на крик. «Я только посмотрю одним глазком…» – прошипела в ответ кобра, трепеща от нетерпения длинным раздвоенным языком. Он медленно и очень осторожно приоткрыл дверь и заглянул в заполненное влажным паром помещение. Голос певицы стал отчетливее, но смысл слов не доходил до сознания Казимира. В голове его гудел колокол, и он боялся, что Полина услышит этот звон.
Затаив дыхание, чудовищным усилием воли сдерживая сердцебиение, Казимир сделал шаг вперед и оказался возле занавески, скрывающей от него ту, которую жаждало все его существо. Водяные струи шуршали, стекая по полиэтилену. Веселый голосок пел что-то радостное, светлое, шутливо-детское. Казимир поднял дрожащую руку на уровень глаз и кончиками пальцев отодвинул в сторону занавеску, совсем чуть-чуть. Взору его предстала дивной красоты девичья спина, гибкая, тонкая, струи воды, водопадами стекающие по плечам, собирающиеся вдоль позвоночника игривыми ручейками и устремляющиеся вниз, к аппетитной ложбинке между округлыми ягодицами. Черная кобра застыла с раскрытой пастью, по длинным клыкам капля за каплей стекал яд вожделения…