Мария открыла глаза, глянула на часы с маятником, монотонно тикавшие на стене. Стрелки показывали пол-шестого. Она прислушалась. Мычала в хлеву Бурёнка, просившаяся на луг, барабанили в маленькое окошко дождевые капли, возилась у печи мама.
– Мама, дождь давно начался? – Спросила она.
– Нет, минут 10 назад. Ты полежи ещё, Маша.
– Надо вставать. Если дождь скоро кончится, то пойду к Паулиням, грядки полоть будет легче после дождя. – Она полежала ещё минут десять, чувствуя мучительное желание лечь на живот, зарыться лицом в подушку, спрятать под нею руки. И, тут же, её изнутри толкнули, как бы предупреждая: «Смотри, не вздумай баловаться!»
Мария улыбнулась этой мысли, встала с постели, заправила кровать, накинула сверху имевшее жалкий вид покрывало, натянула на себя платье и вышла во двор. Празднично голубело небо, вставало солнце, и только из небольшой серой тучки, непонятно откуда взявшейся и повисшей над головой, споро сыпались увесистые дождинки. В будке спокойно спал Тузик. Через отверстие виднелась его лохматая голова, лежавшая на передних лапах. Марии захотелось, как когда-то в детстве, выбежать под дождь, побегать, попрыгать, вымокнуть до нитки. Она глянула на выпиравший вперёд тяжёлый живот. «Поносишься теперь!» – Усмехнулась она, но, всё же, не выдержала, выскочила под дождь, запрокинула лицо, чувствуя, как довольно сильно, но, всё же, приятно, бьют по лицу крупные капли, как намокает и льнёт к телу, становится тяжелее платье.
– Ну, сумасшедшая! Совсем ошалела без мужика девка! – Вытаращила на неё глаза мама, когда она вскочила в хату в мокром, прилипшем к телу, платье, рассыпавшимися по плечам и висевшими сосульками мокрыми волосами.
– Ой, мама, как хорошо! – Радостно воскликнула она. – Дождь скоро кончится, пойду к Паулиням полоть.
– Как ты пойдёшь в мокром платье? Оно ж у тебя одно такое, в другие ты не влезешь теперь, – всплеснула руками мать.
– Да ничего, мама, пока дойду – обсохну, – засмеялась Мария.
– Вдвоём бы, конечно лучше, дочка, да боюсь я телёнка одного без присмотра оставить, и самим надо грядки полоть, иди лучше, одна, – решила мама.
Мария вытерла лицо льняным полотенцем, подсушила волосы им же и села к столу. Мать вытащила из печки молочную похлёбку с мучными клёцками, разлила в керамические миски. Позавтракали. Дочь порылась в тряпье, нашла безнадёжно затасканную, дырявую кофту. «С утра на плечи накину, – подумала она, – а потом под коленки буду подкладывать.»