На допросе Ягода признал, что приказал врачам Левину и Плетневу лечебными препаратами умерщвлять Горького и его сына Максима. А когда избавился от Максима, начал сожительствовать с его женой Натальей Пешковой.
Эти же врачи тогда «лечили» и Дзержинского с Менжинским, якобы от бронхиальной астмы, а это могла быть просто ртуть (с тех пор он, Сталин, к врачам обращаться не будет).
Вот так работала оппозиция за его спиной, пока он занимался выживанием страны, думал о тысячах вещей, чтобы заработал механизм жизни, пока еще новой и не во всем понятной, но жизни. А все они думали о смерти, они верили в смерть, которая им когда-то помогла захватить власть. Они питались смертью, и их зловонное дыхание уже приблизилось вплотную.
И вестником этой смерти оказался баловень судьбы Ленин, со своей карманной революцией, взлелеянной в лучших уголках Европы (на партийные, между прочим, деньги, которые ему с риском для жизни добывал он, Coco).
И после стольких усилий и жертв этот Ленин был готов бросить все, и бежать к своим лавочникам в Европу, где, как писал в своей статье Менжинский, «опять займемся нелегальной работой по маленькой…».
И то, что кому-то казалось верой и тонким расчетом гения – всего лишь спокойная готовность к бегству.
Может, потому и спокойная, что только несколько посвященных могли знать, какую затеяли игру?
Так что для него, Coco, это была не просто карта, а улика – бесценное сокровище и документ, который он использовал всего раз – чтобы сбить спесь с, рвущегося к власти, Троцкого.
И хотя Троцкий еще какое-то время трепыхался, пробовал даже шантажировать его какими-то документами, которые грозил опубликовать на западе, но «бронепоезд» Троцкого уже ушёл.
В те (хорошие, в сущности) годы он, Coco, изучил эту карту вдоль и поперек. Любил инкогнито выбираться в город, где, смешавшись с толпой, бродить по улицам, слушать, о чем говорят, чтобы из обрывков слов и фраз сложить обшее настроение, первые симптомы… еще не болезни, а чего-то неуловимого, которое время от времени охватывает общество, если в том или ином вопросе перегнуть палку.
Народ любит стабильность, но, как всегда, мечтает о чем-то лучшем, а потом оказывается, что это «лучшее» уже было.
На то он и вождь, чтобы знать правду из первых уст и оправдывать их мечты. Чтобы не угасала животворящая иллюзия борьбы и перемен. Чтобы возникали все новые и новые надежды. И чтобы для самых отъявленных (которых кто-то придумал называть революционерами) всегда оставалось место подвигу.