Я сложил листки обратно в конверт и положил туда, откуда взял: пусть их найдет тот, кому будет действительно это важно, так я себя убеждаю игнорировать эмоции. Но кое-что я подчеркнул из этого: Юрий написал про некого убийцу, что появился до всего этого, и наверняка про него я узнал из кабинета Оливии, и снова появилось имя Маркуса, что не может быть простым совпадением. Возможно, это связано с культом любви Сары Айрис, но это слишком сложно, на мой взгляд, и почему-то мне кажется, что чем больше я узнаю про события, происходившие здесь, тем больше меня это отдаляет от поисков брата и заставляет думать не о тех вещах, что нужны сейчас.
Надо идти: прошлое осталось в прошлом, насколько бы печально оно ни было. Пройдя дальше по коридору, дошел до перекрестка, свернул налево – темный коридор, лучше использовать фонарик, как я все-таки рад, что он есть. Не спеша шагая вперед сквозь темноту, я прислушивался ко всему вокруг, но в такой момент ненароком представляешь кого-то из выживших, что потеряли связь с реальным миром, подвергая вынужденному выживанию. От этих мыслей резко развернулся, но там никого, разумеется, не было, лишь пустота. Надо собраться, держать себя в руках и помнить, что еще есть шанс встретить адекватных людей. Впереди находится еще один медицинский центр, точнее «восстановительная медицина». Двери туда были в ужасном состоянии: кто-то очень не хотел, чтобы они закрывались. Вместо палат и коек вдоль стен стоят капсулы, два метра в высоту, наполовину выступающие из стен. Полукруглые стеклянные крышки, половина из которых разбита, и осколки разбросаны по всему полу. В середине стоит круглая стойка управления капсулами со сквозным проходом. Некоторые закрытые капсулы изнутри все залиты кровью, и, благодаря полному освещению, видна каждая мелочь. Дойдя до середины, я замер: в метре от меня прямо за стойкой сидит какое-то странное существо или что-то иное. Некий еж, белое тело, из которого торчат иголки со всех сторон. Голова, как и конечности, словно сложена под телом, которое от каждого медленного вздоха поднималось и опускалось. Без малейшего движения я держу его на прицеле, пытаясь придумать, что делать дальше с очередной преградой на этой станции. Становится страшно, и после пронокса это, признаю, первый чистый страх. Но страх не неизвестности, а конкретной вещи. Но, что бы это за хищник ни был, знакомиться с ним желания нет – и медленно, очень медленно, шаг за шагом, я направился к выходу.