Зачем Постум таскал ее за собой? Она все равно не принимала участия в самих развлечениях: не поднималась на качели, оставалась на берегу, когда мы ловили форель, терпеливо ждала на скамейке, пока мы закончим разглядывать обезьян в зоопарке. Временами я буквально забывала о ее присутствии, столь же неназойливом, сколь и неуместном; она напоминала о себе лишь тогда, когда Найт случайно натыкался взглядом на ее безразличное, ничего не выражающее лицо. Не знаю почему, но в такие моменты у меня непременно портилось настроение. Боюсь, что это передавалось даже Найту, поскольку Постум тут же озабоченно спрашивал, не случилось ли чего. Мальчик отличался удивительной чуткостью.
Найт отнекивался, мало-помалу неловкость рассасывалась, и мы вновь принимались веселиться с прежней беззаботностью – до следующего раза. Я уже начинала подумывать о том, чтобы поговорить с Постумом. Я даже составила речь и многократно отрепетировала ее – мысленно, само собой, чтобы лишний раз не давать волю чертовым словам.
«Сыночек, – сказала бы ему я, то есть Найт. – Дорогой мой, любимый сыночек. Ты – лучшее, что случилось со мной в моей дурацкой жизни, больше похожей на длительное удушение подушкой, умелое и безжалостное, когда человека заставляют привыкнуть к невозможному состоянию нескончаемой смерти, нежеланного воскрешения, и снова смерти, и снова воскрешения. Да-да, так я жила… то есть жил все это время. Но потом я встретил тебя, и все разом поменялось, как будто кто-то скинул проклятую подушку с моего лица. Я была увере… я был уверен, что уже ничто не может заставить меня радоваться – просто радоваться. Моя душа напоминала черную дыру, гудящую от пустоты: сколько ни бросай, всё провалится без следа, будто не было, – зло или добро – неважно. Кто бы мог подумать, что одна твоя улыбка заполнит эту пропасть до самых краев?
Надеюсь, что и я тебе не совсем безразличен.
Особенно если судить по тому, как тщательно ты заботишься о том, чтобы наша семья выглядела… гм… как бы это определить… – полной? Да-да, наверное, это самое правильное слово – полной. Видимо, тебе кажется, что меня, как взрослого мужчину, должны одолевать… гм… желания определенного рода. Вот об этом мне и хотелось бы поговорить. То есть не об этом… не о желаниях, а об их отсутствии… Черт! Я снова запуталась! Почему об отсутствии? У меня есть желания, есть! Но все они связаны только с тобой, сынок, понимаешь? Я вполне могу обойтись одной только твоей дружбой. Разве нам плохо вдвоем? Хорошо, правда? Я это к тому, что ты вовсе не обязан постоянно таскать за собой еще и… ну, ты понимаешь.