– Идешь на лекции?
Я помотал головой, просыпаясь. Тот стоял у моей кровати уже одетый. Смотрел с усмешкой.
– Что уже? – тупо спросил я.
– Уже. Так идешь?
– Позже.
– Как знаешь.
Когда ребята ушли, я растолкал Костю.
– Вставай, пьянчуга!
Тот приоткрыл один глаз и какое-то время смотрел на меня. Потом подскочил на кровати и оглянулся по сторонам. Я с интересом наблюдал за ним.
– Это что? Я в общаге?
– Ты с чего так нализался? С радости или с горя?
– Ох! Голова как болит.
– Пить надо меньше!
– Тебя бы из дому выгнали, ты бы еще не так запил!
– Не понял. Тебя из дому выгнали?
– Не тебя же, – буркнул тезка, морщась и потирая виски. – Сколько времени?
– Время в институте на лекциях сидеть.
– Сам чего там не сидишь?
– Ну ты и нахал. Сначала узурпировал мою кровать, а сейчас на лекции гонишь!
– Извини. Просто поздно было, и я не знал, куда ехать.
– У тебя что, подруг мало?
– Так мне посоветоваться надо было! Черт! Как в горле пересохло! У тебя попить ничего нет?
– Водка.
Костю передернуло.
– Ну и шутки у тебя. И так тошно, а…
Я достал задвинутую под кровать сумку и вытащил оттуда буханку хлеба, три банки тушенки, сало, завернутое в тряпицу, и бутылку водки. Все эти продукты я реквизировал у немецкого шпиона, полагая, что мертвецу они не понадобятся.
– Верю. Не шутишь, – скривился Костя. – А чай есть?
– Все есть. И даже какао с коньяком, – я на секунду задумался. – Черт с тобой! Заодно и сам поем. Одевайся, умывайся и пойдем.
Пока тезка приводил себя в порядок, я думал, что делать с оружием. Расставаться с ним не хотелось, словно ребенку с любимой игрушкой.
«Возьму с собой».
К удивлению Кости, я повел его не в студенческую столовую, а в кафе. Тот сначала залпом выпил два стакана яблочного сока и только потом принялся есть омлет, запивая горячим чаем. Свою порцию я съел быстро и теперь смотрел, как тот нехотя доедал омлет.
– Рассказывай, что ты там натворил.
Оказалось, что вчера вечером его отец пришел злой и совершенно неожиданно приревновал сына к своей молодой жене. Оленька и Костик клялись и божились, что ничего между ними не было и быть не может. Папа Костика выслушал их, потом заперся в своем кабинете и, как истинный интеллигент, начал пить горькую. Оленька все это время плакала навзрыд под его дверями, а Костик сидел в своей комнате тихо-тихо, изображая мышь под веником. Ближе к ночи папа вывалился из кабинета, затем пришел в комнату сына и патетически заявил, что змея, которую он согрел на своей груди, больше не может жить в его доме.