– Он конь, а не хрустальная ваза, ты бы лучше обо мне так заботился, – проворчала я, вылезая из седла и расстегивая шлем. Я взяла кобылу под уздцы и пошла по тропинке в лес.
– Вылетишь из седла, свернешь себе шею – буду тебе цветочки на могилу носить, – отозвался Ян, направляясь за мной. ¬
Спустя пять минут я увидела впереди между стволов искрящуюся воду. Это был самый короткий путь к реке – верхом, напрямик через поле. На велосипеде по дороге я обычно ехала почти в три раза дольше.
Я хорошо знала это место, а оно хорошо знало меня – здесь нечасто бывали другие люди. Плотной зеленой стеной высокие деревья обступали эту часть реки – не такую широкую, как везде, но глубокую, с прозрачной манящей водой. Течение было слабым, и над зеркально-ровной водной гладью вытягивался старый деревянный пирс с позеленевшими досками. Уже много лет к нему не швартовалась ни одна лодка и с него со звонким хохотом не плюхался в воду ни один ребенок. У самого края стоял бог знает откуда взявшийся стул, целиком обитый красной тканью, родом тоже из прошлого века. Эти два старика – пирс и красный стул – источали потрясающе-тоскливое спокойствие, хранили отпечаток наложенной на природу руки человека. Если сосредоточиться, мне казалось, можно услышать, как пирс рассказывает стулу о временах, когда никаких других пирсов в округе ещё не было, и здесь толпились дети и сновали рыбаки. О временах, когда каждый март старые деревянные доски ещё не застилали ровными штабелями ярко-красные гвоздики в память о навсегда шестнадцатилетней Алисе, которая именно здесь прыгнула в воду, привязав к себе пять булыжников.
Пирс не стал для меня местом смерти, как для всех остальных – он был местом жизни. Ни одна чужая измученная мысль не могла тронуть здесь мою голову, а мои собственные муки покорно отступали. Только здесь, здесь и нигде больше я находила в себе силы мириться со смертью – потому что, если смотреть ей прямо в лицо, всякие страхи кажутся неважными. Здесь я была свободна и спокойна.
Пока Ян возился с лошадьми, я набрала охапку одуванчиков на длинных стебельках – сегодня им уготована важная миссия стать венками – и аккуратно забралась на стул, придвинув его к самому краю и свесив ноги. Скоро Ян улегся рядом прямо на доски, и мы уставились в цветное небо, слушая первые голоса вечерних цикад. Смеркалось, по бледно-голубому небу над темными верхушками деревьев разлились акварельные лиловые и розовые дорожки, а ещё выше застыли подсвеченные прощающимся солнцем перистые облака. С каждым вдохом я чувствовала, как наполняюсь силой этих последних, слишком жарких для весны, дней мая.