– Получилось, – не сумев скрыть удивления сказала я, – как ты… это сумел? Что мне теперь делать с этой штукой?
Щенок у меня на ладони, обычная стекляшка, начал издавать легкое, едва уловимое свечение. Будто бы у него внутри заперли малюсенький фонарик. Ян взял его и поднес к своим темно-карим глазам, пытаясь увидеть источник этого света.
– Как бы это сказать-то… Раньше, чтобы изменить чью-то эмоцию, мне нужно было понять её, а затем дотронуться до человека и как бы втянуть её в себя. А чтобы дать эмоцию, наоборот, вызвать в себе и вселить в другого человека, чтобы она прижилась. А когда мы сделали в школе этих малышек, я подумал – что, если использовать их как посредников? Эмоция или чувство похоже на поток энергии, и, если направить его не в себя, а в другое место, мне будет необязательно все время переживать эмоции других людей. Не знаю точно, как это работает… – спохватившись, он посмотрел на меня, – прости, лучше обсудим это в другой раз.
– Нет-нет, я поняла. Все же получилось, спасибо, – я забрала у него щенка и повертела в руках. – Раньше ты говорил, что вернуть эмоцию можно только снова пережив то, что к ней привело? А теперь, если я разобью это, то она вернется?
– Думаю, нет. По крайней, мере раньше вернуть эмоцию обратно я не мог.
Спустя два дня были похороны. Вереницы людей в черной одежде и с мрачной тоской на сердце тянулись в сторону кладбища, и я была среди них. Шагала рядом с матерью, спрятав за волосами лицо, ни на кого не смея поднять глаза. По правде сказать, освободившись от захлёстывающего мозг отчаянья и много часов обдумывая свои слова, я пришла к новой, спасительной мысли. Я не хочу оправдаться, наоборот, я обязана жить со знанием, что любое мое слово и действие – часть жизни другого человека, и я несу перед ним ответственность. И все-таки не я её убила.
Смерть состоит не из слов, а из звуков. В далекий гул сливается прощальная речь. Вдох, шаг, шелест рукава – тихие свидетели продолжающегося течения жизни, такие неуместные в эту минуту. Рвущимся эхом отдается в мозгу каждый заколоченный в крышку гроба гвоздь, как дьявольское напоминание итога, к которому неизменно приходит любая человеческая жизнь. Глухие удары горстей земли о дерево. И, наконец, вечный и зовущий скрип ствола и шелест кроны – тихий шёпот природы. Он звучит здесь прямо сейчас, будет звучать, когда и мы стройными рядами ляжем в землю, и когда не останется в этих краях ни одного человека. С такими мыслями провожала я свою подругу в путь, который она избрала.