– Приданое – это очень была правильная вещь. Как же иначе жених поймет, хозяйственная ли невеста? Вот, помню, мы с маменькой как-то весной развешивали мое приданое, проветривали, а мой Андрей Михайлович шел мимо, увидел, и через неделю посватался.
Я потом всю жизнь удивлялась – неужели Клара Ивановна была настолько скромной, что не допускала влюбленности в себя Андрея Михайловича? Кстати говоря, тогда он был молодым унтер-офицером, а при советской власти дослужился и до генерала. Что дало повод Кларе Ивановне с важностью говорить по разным поводам:
– Уж мы-то, жены генералов, знаем…
Вот и все, что я помню из жизни столетней давности. Не картинка, не подробный отчет, а только эхо давно прошедшей жизни…
Фельдмаршал Паулюс вместе с остатками своей армии попал в плен под Сталинградом в начале сорок третьего года и пробыл в плену десять лет. В разных воспоминаниях говорится о разных местах, где его содержали – бывший монастырь в Суздале, сталинская дача в Кунцево, правительственная дача в Томилино. А я помню еще одно место – возможно, истинное, где он прожил последние годы своего плена.
Это станция Ильинская. Она, между прочим, недалеко от Томилино – то ли следующая, то ли через одну. Станция эта до сих пор есть, ехать надо с Казанского вокзала. Если ехать из Москвы, то сходить с платформы надо было на левую сторону от путей по ходу поезда.
Видела я этот участок году в шестидесятом или шестьдесят первом. От станции до него было минут десять ходу, и мы с мамой всегда проходили мимо него, когда шли со станции на дачу. На первый взгляд в участке не было ничего особенного – посеревший от времени дощатый глухой забор метра в два высотой тогда в Ильинском не был редкостью, корабельные рыжие сосны росли почти у всех, между соснами виднелись над забором верхушки яблонь и темная крыша и серый мрачный фронтон дома. Но если присмотреться, над каждым углом четырехугольного участка виднелись среди зелени небольшие, метров по пять, вышки – из таких же посеревших досок, как забор, с перилами и четырехугольными крышами. За забором всегда было тихо, никто не ходил, не разговаривал, из ворот – таких же высоких и глухих, как весь забор – ни разу не выезжали машины. На вышках тоже никого никогда не было видно.
Мне всегда хотелось посмотреть хотя бы в щель, что же там внутри за забором, но мама не разрешала, да и забор был сделан добротно, без щелей. Однажды я спросила, что там такое, и мама ответила: "Дача Паулюса. Он здесь в плену жил." Я спросила про вышки, и узнала, что это для часовых, чтобы пленного охранять. В пять или шесть лет я не знала, кто такой Паулюс, и почему он был такой важный человек и должен был жить под охраной часовых на даче в Ильинском, но все-таки запомнила, и этот участок был всегда для меня "дачей Паулюса".