Кожемякин чуть не закашлялся, затем внимательно изучал лицо
Мерзликина, и только после рассмеялся.
- Вот как ты видишь ситуацию?
- Много схожего. Или в Конторе нет такого отдела?
Чекист на миг задумался и покачал головой:
- Честно, не знаю. Я работаю с людьми, пусть и такими
странными.
- Как я?
- Ты, Анатолий, еще на редкость адекватен. Кем, говоришь,
работал?
- Так у тебя в руке моя визитная карточка.
- Глава отдела по работе со СМИ. Это газеты и радио?
- В будущем чаще блогеры, ЛОМы и прочие Интернет-тролли.
- Интернет. Знакомое словечко. Но если по существу, то ты
пропагандист.
Мерзликин невольно задумался:
- Можно и так сказать.
- Хорошо. Тогда собирайся. Сейчас тебя отвезут в одно место.
Считай, что это карантин.
- Все-таки «шарашка».
Капитан сузил глаза:
- Меня радует твоя осведомленность, но ты не совсем прав. Мера
вынужденная и в основном ради твоей безопасности. Или ты считаешь,
что можешь просто выйти наружу и устроиться в совершенно другом
мире? Без документов и денег найти себе место в новой жизни?
- А ваша контора предлагает сытое существование и обеспеченную
старость?
- Ну, ты меня понял.
- И на том спасибо.
Кожемякин протянул на прощание руку:
- Еще увидимся, Анатолий.
Его провели темными коридорами обратно во двор и посадили в ту
же «Волгу». Перед отъездом Петровский попросил повернуться:
- Извините, но мы должны завязать вам глаза. Спасибо.
В принципе нечто подобное Мерзликин и ожидал. Его везут на
тайную базу КГБ, где сидят остальные. И сколько в словах чекиста на
самом деле правды пока непонятно. Да и чекист ли он? Это здание
точно не обычный отдел Комитета. В кабинете у следака из будто бы
КГБ ни бюста основателя ЧеКа Дзержинского, ни его портрета. Вообще,
создалось впечатление, что Иван там расположился временно. А
Мерзликин своему чутью доверял. На дверях кабинетов вдобавок нет
табличек, только номера. Хотя чекисты могли использовать и некий
НИИ, коих наверняка было полно, или помещение смежников.
«Ладно, посмотрим. Боже, как я устал!»
Анатолий разлепил глаза, затем снова зажмурился. В глаза бил
яркий солнечный свет. На окне не висело никаких занавесок,
защищающих зрения от обильной освещенности. Он неторопливо присел
на кровати и огляделся, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Ничего не болит и не ноет. Руки сгибаются и разгибаются. Он встал и
присел, затем сделал разом десяток приседаний. Как приятно ощущать
себя совершенно здоровым. А если отжаться?