Толпа невольно попятилась. Все, конечно, понимали, что без урядника, а то и самого пристава тут никак не обойтись, но теперь вряд ли кто согласится ехать через проклятое урочище.
– Мешок жита смелому перепадёт, – сказал Домаш. – Слово даю.
Насчёт твёрдости своего слова мельник мог бы и не говорить. Селяне ему верили и знали: коль пообещает, сдержит данное обещание.
– Тут, Евсеич, прикинуть бы надобно, – загадочно ответил Панас. – В одиночку щас ни в жисть охотников не сыскать. Нашто тое жито, кали можа статься, головы уже не буде. А на троих, а то и на пятерню мешок и делить нечего. Вот ежели б не в одиночку… и каждому по мешочку… тады…
Домаш пожал плечами и тихо произнёс:
– Не мне одному это надобно… Нет так нет. Пошли до пана, а там видно будет. Пущай он кого-нибудь из своих людишек пошлёт.
– Ага. Вот хотя бы Михея, – взбодрились мужики. – Он-то как раз подойдёт для этого – тот ещё колдун!
Случайное напоминание о Михее вдруг добавило толпе скверного чувства и стразу породило новые домыслы. Мельник тоже подумал о Михее, но вслух ничего не сказал. Глянув на Ефимку, он, казалось, чересчур уж спокойно для такого момента произнёс:
– Пошли. По дороге всё и расскажешь. Всё как на духу… – Обратив внимание на крайнюю взволнованность хлопца, мельник совсем мирно добавил: – Не робей. Коль нет вины, так и беспокоиться не об чём…
Мельник вдруг обвёл взглядом толпу и удивлённо обратился к Ефимке:
– Я гляжу, тут почти вся деревня… А мать-то твоя где?
– Так я ж её проводил до Ляскович, да и назад вертался, а тут вдруг это… В Лясковичах её дядька Василь встретил. К нему подалась....
– Понято. Пошли.
Мельник первый шагнул по направлению к панскому фольварку>2. С одной стороны шёл Демьян, с другой – Ефимка.
Толпа ожила, зашевелилась и, как это часто бывает, инстинктивно сплотившись перед лицом беды, единым людским сгустком поплыла следом за мельником.
За всю дорогу Домаш всего лишь несколько раз перебивал рассказ Ефимки, уточняя некоторые подробности. Лицо его мрачнело…
Вскоре у ворот фольварка стояла почти вся деревня. Вспомнив о Михее, селяне мало-помалу отодвигали Ефимку в своём подозрении на задний план. Теперь в приглушенных разговорах чаще слышалось прозвище Михей, и это ещё больше распаляло людское воображение. Одни начали вдруг верить в причастность к чудовищной беде странного Михея, весьма похожего на цыгана. Другие уверяли, что тут замешана сама нечистая. Третьи тихо говорили, что Михей и есть сама нечистая. А некоторым всё же очень хотелось, чтобы это всё было делом рук Асташонка.