Занятый насилием и возбуждённый похотью Рыгор шумно пыхтел, а временами даже рычал. Кроме своей жертвы, он ничего не видел, ничего не слышал и ничего не замечал. А зря…
Никита замахнулся. В густом сумраке большая плешь на макушке батьки была хорошей отметиной…
Яростное сопротивление снохи распалило Рыгора. А когда молодое тело, подёргавшись, наконец обмякло и стало податливым, он и вовсе испытал неописуемое упоение, но хватку ослабил. Снохач знал, что через некоторое время Настя придёт в себя – тут главное не переусердствовать, чтоб вообще не задушить молодицу. Ни о снохе, ни о сыне как о людях – каково им будет потом – он сейчас не думал. Вначале, правда, у него зародышем шевельнулась мысль сожаления о младшем, самом любимом сыне, но, не успев родиться, эта мысль тут же была смыта волнами похоти и жестокости. В последние дни Рыгор лишь ухмылялся насчёт Никитки: «Никуда не денется! Стерпит, как и старшие! Куда ему, желторотому, супротив батьки переть!»
Да ведь ещё не родился тот человек, чтоб всё было только по его хотению!
Рыгор в возбуждении схватил сноху за крепкие бёдра. Даже через плотную ткань он чувствовал упругое тело. Какое-то дикое упоение и наслаждение своей властью снизошло на мужика. Нет, со старшими невестками такого не было! Не теряя времени, снохач схватил подол юбки, намереваясь приступить к своим «снохаческим обязанностям». Разбушевавшиеся чувства били через край; теперь дрожали не только руки, но и всё тело. И вдруг… вздрогнула даже и голова! Да ещё как! Вздрогнула сильно, шумно, с громом в ушах и с ослепительно-яркой вспышкой в глазах! И даже в последний миг сознание Рыгора всё равно цеплялось за своё: «Вот это молодица! Вот это колыхнуло! Аж голова затрещала! Такого у меня ещё не было…» – успело мелькнуть в голове снохача, прежде чем он провалился в глубокое беспамятство…
В тот же вечер Настя и Никита ушли из-под родительского крова к крестной.
Рыгор недели две отлеживался; его часто мутило, болела и кружилась голова, одолевала слабость. Одним словом, попало добре.
После поправки, Рыгор долго ещё не выходил на люди. Он знал, что будет всюду натыкаться на насмешливые ухмылки односельчан. Но особенно Рыгора злила появившаяся в деревне новая кличка – Пришибленный. Хотя многие мужики сами были такие, но вот так получить по маковке ещё никому из них не доводилось, и это просто бесило осрамившегося снохача. Не давали покоя и мысли об отместке. «Ничего, по чужим углам долго мыкаться не будут! – злобно думал Рыгор. – Припечёт – прибегут! Как пить дать прибегут… да ещё и на коленях просить будут, чтоб в хату пустил! Вот тогда и поглядим… За всё поквитаюсь! Прибегут!»