Курица, подкрашенная вечерней дымкой и языком пламени, менялась под этим влиянием и принимала другой вид. Птица была похожа на пациента, который делал пересадку кожи, чтобы остаться неузнанным. Она темнела, и вся ее былая палитра светлых тонов утонула в жаре на каменистом берегу.
Приятный аромат щекотал ноздри, и Ваня понял, как он голоден. Он был готов съесть этих быков, на которых стоял мост, и сам это мост, если бы он был хоть чуточку помягче. В организме со вчерашнего вечера покоился луковый суп и московская плюшка, а сегодняшним утром только пустой чай, правда, две чашки плеснулись в организм, исчезнув где-то на самом дне.
Он посмотрел вдаль. На горизонте покоилось серое дымчатое облако, которое поглощало в себя день и время, как мусор всасывалось в это образование, утекая в него тонкими струйками. Небо утратило свой дневной окрас, и вбирало в себя новую палитру цвета. От желтого к красному, от синего к зеленому – все они отколупливались из реальных предметов, как-то: голубовато-зеленый цвет гранита от широкоплечего великана, серо-коричневые камни от побережья, солнечный блеск от искрящихся грузовиков и отливающих золотом фешенебельных автомобилей.
– Где-то там на земле мать накрывает на стол, а братья, трое плюс сестра, все младшие, сидят за столом и ожидаючи главу семейства ни к чему не притрагиваются. Приходит отец, мама подает на стол чугунный горшок, в котором картошечка вперемешку с капустой, морковью и, конечно, крупными кусочками мяса. До головокружения. Мама открывает крышку, в нос ударяет приятный аромат специй. Отец встает и, держа в руках, рюмку с малинового цвета жидкостью, произносит «молодой человек»…
Иван стал понимать, что этот голос ворвался в его сантименты, в которых было так легко утонуть, и что не смотря на то, что давно уже оторвался от дома, все еще никак не может привыкнуть к долговременным разлукам.
– Молодой человек, – крикнул Вождь.
Вечерний воздух был наполнен. Он был густым, в несколько слоев, состоящий из грохота проезжающих автомобилей, вечерней баржи, возвращающейся домой после последнего рейса, неспящих чаек, колыхающихся от ветра щитов с рекламой кондиционеров.
По мосту шел человек. Было видно, как он остановился и, глядя вниз, замер, задумавшись о чем-то.
– Человек… молодой, – повторил вождь, ломая створки задумчивости и образы, созданные ею.