Как они решили заранее, Сергей поехал дальше до Порта Байкала по своим делам, а Ермаков с Цыденжапом остались.
– Однако решил, да? – Цыденжап хмуро глянул на Ермакова.
– Чего решил? – не понял его Константин.
– Э-э-э! – бурят хитро прищурился, отчего его глаза превратились в узенькие щелочки. – Ты, однако, зачем пришел? Лечиться, да?
– Да! – Ермаков неуверенно мотнул головой. – Или ты сам уже не уверен в том, что сможешь?
– Обижа-а-а-ешь! – протянул тот. – Мой прадед три бубна имел, великий харайн-боо, однако, был, мой дед их от него получил, отец эти бубны мне передал! Цыденжап из рода великих шаманов! Я это место специально берег для хорошего человека. Чтобы оно силу набрало, долго ждать надо было. Водку принес?
Константин кивнул, протянул поллитровку буряту. Тот что-то пробурчал под нос, типа «На себя – и пожалел!», поцокал языком и зашагал к скальнику.
Мать честная! Красота-то какая! Ермаков был на Кругобайкалке второй раз в жизни. Давно, еще в школе, физрук водил их 10-«А» сюда, «на природу». Ехали на электричке до Ангасолки, потом топали еще двадцать километров до урочища. Однако вознаграждение за тяжкий переход было фантастическим: два дня они лазали по скалам, обшарили пару туннелей, навсегда остались очарованы магической красотой этих мест.
Вот и сейчас Константин вдыхал полной грудью воздух, насыщенный непередаваемым ароматом леса, железной дороги, влажного дыхания Байкала и еще чего-то неуловимого.
Где-то здесь ровно семьдесят восемь лет назад не на жизнь, а на смерть сцепились в яростной схватке участники затянувшейся уже на несколько лет кровавой драмы под названием Гражданская война.
Ермаков страстно желал ворваться туда, именно в последний уходящий месяц года девятнадцатого. Суметь помочь, исправить, изменить, отдать всего себя ради того, чтобы отвести надвигающееся со скоростью урагана красное безумие…
– Шибко торопимся! – бурят уже переоделся в «униформу» и перетаскивал к подножию скалы какие-то одному ему ведомые предметы.
Если бубен Ермаков углядел и оценил сразу, то остальные чашки, плошки, тряпье, пара китайских обшарпанных термосов, еще куча всякого барахла откровенно не впечатляли и придавали Цыренжапу вид старьевщика, вызвавший у Константина неприятное чувство дешевого балагана.
Обряжение Цыренжапа не добавляло оптимизма. Потертый синий халат, высокая шапка с разноцветными лентами и бахромой понизу, на поясе, вернее, заменявшей его черной веревке, висели металлические фигурки, Ермаков только разглядел человечка, птицу и лошадь, на груди – круглая металлическая тарелка желтого цвета. Довершали картину почему-то кирзовые сапоги.