Арина
Один из голосов – хрипловатый, жесткий, будто режет фразы ножом. Второй более глухой, уставший, но с той интонацией, которую не спутаешь: тренерской и командной. Как у Ирины Михайловны.
— Да как ты не понимаешь! — шипит мужчина, который, кажется, постарше своего оппонента. — Ты обязан участвовать в этом телешоу.
— Я никому и ничего не обязан! — рычит второй.
В его голосе столько сдержанной ярости, что я непроизвольно отшатываюсь назад.
— Тебе надо вернуться, хватит быть отшельником! Люди должны тебя снова увидеть. Победа в этом сезоне даст тебе большой шанс.
— Какой шанс, Петрович? — голос того, что помоложе, становится злее и резче. — Я в профессиональный спорт хочу, а не в няньках ходить.
— Потерпишь! Стиснешь зубы и откатаешь сезон.
— И, вообще, с кем тут выигрывать? С этой пигалицей? Ты ее на льду видел, она даже стоять на коньках не умеет! Ноль координации, ноль опыта. Мне теперь еще и ее тащить?
Тут меня прошибает озноб. Не надо быть большого ума, чтобы понять, что разговор идет обо мне. И становится неприятно. Дико и больно, словно задевают за тонкие ниточки нервов.
— Да и хрен с этим. Главное, что ты мастер своего дела и сделаешь все эффектно. Будешь ее крутить и вертеть, как хочешь. Зато какие с ней можно мощные поддержки делать. Пушинка. Публика с ума сойдет от поддержек.
— Кто она вообще такая? Любовница очередного депутата? Или избалованная дочка олигарха? Вы тут все продажные до мозга костей, лишь бы рейтинги вверх ползли. Или она начинающая певичка и из всех нот знает только одну: «соль»?
У меня рот приоткрывается от такого хамства. Внутри все булькает от раздражения, а ноги наливаются свинцом, не могу сдвинуться с места.
— Она блогер. Готовит в прямом эфире, забыл, как это сейчас называется, — задумчиво произносит этот самый «Петрович».
— Фуд-блогер, — тяжело вздыхает придурок, который меня уже знатно подбешивает. — Тоже мне, великая работа, два яйца пожарить.
Я цепенею. Гнев и унижение смешиваются в крови, словно яд. Сердце стучит в ушах, пальцы онемели. А потом наступает тишина. Один из них чем-то хлопает по столу, скрипит стул. Я отступаю назад, не в силах больше слушать. Слишком больно.
Я иду по коридору, будто по льду: скользко, неуверенно и страшно упасть. В груди давит что-то тяжелое, словно на меня взвалили бетонную плиту.