Спасибо добрым людям, полдороги уже
позади. Собаки крутнулись и резко исчезли в лесу. Мы зарядили
оружие, взвалили неподъемные рюкзаки на плечи и пошли в крутой
затяжной подъем. Впереди тяжелый четырехсуточный переход до нашего
участка. Через пару часов собаки нас нагнали.
До участка добрались без
происшествий. Промысловый сезон пролетел, как один день, вот вроде
недавно заходили по чернотропу в легкой летней одежде, а сейчас
кругом лежит снег глубиной под метр. Промысел завершен, пора на
выход – сто верст к дому по снежному пухляку на лыжах и опять с
немалым грузом. На участке одна базовая маломощная рация, круг у
нас большой. На связь выходим раз в две недели. Но вот от
нестабильности пушного промысла многие охотники перестали ходить на
промысел. А тут еще одна беда – перестало работать русское радио,
одни китайцы заполонили радиоэфир.
У таежников стало складываться за
долгие месяцы уединения, что находимся мы на оккупированной
территории, в глубоком тылу врага. И не знаем, стоит еще Москва или
нет. Куда катимся? Раньше сколь интересных и познавательных
радиопередач было, а сейчас все радиостанции работают только вокруг
городов. Как будто Русская земля городами и заканчивается. С таким
подходом чиновников и не удивительно, что русские люди вымирают.
Заказ наверно выполняют заокеанских друзей.
Случайно от дальнего соседа узнали –
на третьем участке медведь прижал охотника в избе, так он его через
дверь дуплетом завалил. Нам через этот участок домой идти. К вечеру
второго дня подходим к указанному зимовью, хозяина нет, в двери
большая дыра. В метрах трех валяется ободранная туша медведя.
Гарантированная привада для следующего шатуна. Решили не
задерживаться и в ночь идти до следующего зимовья, благо оно не так
далеко. Далеко за полночь доползли до зимовья – еще не выстывшая
изба, хозяин ушел в обход сегодня утром, жаль, разминулись. На
столе записка.
«Мужики! Будьте осторожны, бродит
шатун. Погиб Николай».
Позже в деревне мы узнали
подробности этой трагедии. Что через два дня после нас, те же
ученые, которые помогли нам заехать, помогли также попасть на
участок Николаю. Он охотился в этих местах не один десяток лет, был
опытным, смелым охотником. Речная долина, окружавшие ее сопки,
старое зимовье давно стало родным и шел он к нему без всякой
опаски. Даже ружье не зарядил. Злая шутка, потеря ощущения реальной
опасности, но так было много лет. Медведь без крайней нужды не
нападает на человека. Но то ли не знал охотник о подранке, то ли не
воспринял серьезно информацию, сейчас мы уже не узнаем. Спустя
месяц после трагедии в тридцати километрах, через водораздел, в
долине следующей речки, два охотника добыли шатуна. В боку у него
было две глубокие ножевые раны и одна старая пулевая в плече.
Видимо, успел в последний момент охотник ударить зверя ножом, да
силы были неравны. Глубокой ночью, мимо зимовья, в сторону деревни
пронеслись два снегохода. Не остановились, в гости не зашли, чай не
попили. В наших местах так не принято. На следующий день по
бураннице оставшиеся тридцать километров до деревни прошли
относительно быстро. Засветло дошли. Тут и узнали, что ночью мимо
нас проехали сыновья Николая. Он месяц не выходил на связь, дома
забеспокоились, поехали проведать. В метрах тридцати в снегу нашли
клочья одежды, рюкзака и несколько косточек. Все, что осталось от
отца, сложили в коробку и со своим скорбным грузом и страшной
вестью поспешили домой. Какие уж тут гости и чай. Через два дня так
и похоронили в коробочке.