— Ясно, — усмехнулся я.
Ублюдочному богу не нравилось, что я тратил деньги на других. Он
полагал, что я буду впитывать в себя каждый иен. Непонятно только,
зачем ему понадобилось дать мне такую способность.
— Я очень сомневаюсь, что тебе доподлинно все ясно, молодой
Кэнтаро. Богатейшему человеку в мире даровано то, за что другие
готовы были отдать не только все, что у них есть, а даже больше. А
ты пока даже не понял в чем смысл.
Мне нечего было ответить. Моей главной и единственной целью в
новой жизни стало стремление достигнуть верхушки клана якудзы -
стать оябуном, и наконец-то навести порядки. В этом мире вся Япония
подчинялась кланам, в то время как правительство существовало
скорее для галочки. Меня категорически не устраивало то, что тут
творилось. И именно путем роста по иерархии я собирался все
исправить. Как уже делал это раньше.
Дайкоку улыбнулся, словно моя голова это прозрачный аквариум, а
все мои мысли были для него видны, как на ладони.
— Как пожелаешь, — сказал он и растворился в темноте.
Перед моими глазами повисли цифры. Счёт, который Дайкоку засунул
в моё тело.
Триста тысяч иен. И с каждой минутой их
становилось меньше. Будто это не счёт, а дырявый мешок, содержимым
которого является моя жизнь. Судя по скорости исчезновения этих
денег, я смогу прожить месяц, если не стану его пополнять. Десять
тысяч иен - столько стоит один день моей жизни.
— Ахиро, ты меня слышишь или нет? — рявкнул знакомый мужской
голос.
Я моргнул несколько раз. Просторная комната с белыми стенами.
Деревянный паркет. Большой стол. Я был в комнате старшего брата
Куросаки Рюсэя.
— Да.
— Что “да”? Что я говорил последние три минуты?
— Что мы едем к сятэй-гасира из-за ночного инцидента, в котором
я замешан, — сказал я то, о чём мы беседовали с Куросаки ещё до
появления Дайкоку.
Куросаки нахмурил брови, но, видимо, это действительно было
последним, что он сказал, а мой диалог с Дайкоку в этом мире занял
не более чем десять-пятнадцать секунд.
— Идем, — сказал он и, обогнув стол, вышел в коридор. Я пошел за
ним следом.
Мы спустились по лестнице и вышли во двор.
— Я уехал, — сказал он, обратившись к своим вышибалам. — Никого
не впускать. Если будут спрашивать куда я уехал — вы ничего не
знаете.
Здоровяки послушно кивнули и устремили взгляды перед собой.
Честное слово — две каменные горгульи у входа в родословный
склеп.