Вот и сейчас, когда Никита погрузился
в своеобразную медитацию в поисках решения вопроса, ассистент
стимулировал зрительную память, и перед мысленным взглядом
подростка проходила его, пока ещё совсем короткая жизнь. И поездка
за вещами вставала как кадры цветного кино. Художники на Старом
Арбате, и словно стоп-кадр, сцена, когда заказчик отдаёт
пятирублёвую купюру за портрет, весьма небрежно написанный в
технике «сухая кисть».
Честно говоря, Никита понятия не
имел, сможет ли он также или хуже, но ничто не мешало ему
попробовать, и подхватив со стола тетрадку и шариковую ручку,
подложил снизу учебник по литературе, и стал быстрыми штрихами
набрасывать абрис лица.
Имплант тоже ничего не знал о стилях
и видах рисунка, поэтому помогал в силу своего понимания
необходимости точного соблюдения деталей и пропорций.
Через час, у Никиты в руках лежал
портрет сестры, выполненный в пока ещё не самом популярном жанре
«фотореализм». Лицо, проработанное до мельчайших подробностей
вплоть до ресниц, и чуть нарушенной линии правой брови. Но в целом,
портрет конечно получился очень комплиментарным по духу, хотя и
очень строгим по исполнению.
В конце семидесятых, в Союзе в жанре
фотореализма практически никто не работал. Слишком затратно по
времени и слишком сложно по технике, да и получить клеймо
«буржуазный подражатель», очень не хотелось. Поэтому для СССР такой
стиль выглядел не только революционно но и весьма
привлекательно.
- Что это у тебя? – Варя вошедшая в
комнату остановилась рядом и заглянула через плечо брата на листок
и испуганно ойкнула.
- Это я? – Произнесла она почему-то
шёпотом, и закрыла рот ладошкой. – Я такая красивая?
- Ты ещё лучше. – Никита, аккуратно
оторвал листок из тетради, и отдал Варе. – У тебя случайно не
найдётся пары листов ватмана?
- Да конечно! – Как у всякого
советского студента, будущего инженера, дома хранился серьёзный
запас бумаги, карандашей и ластиков всех видов.
Всё это он разложил вокруг себя, и
наколов лист ватмана на кусок фанеры, используемой Варей в качестве
чертёжной доски, стал набрасывать новое лицо.
Второй портрет дался ему намного
легче, и где-то через час, он стоял перед дверью служебного
кабинета директора универмага Олега Геннадьевича Кульчинского.
- А, Никитка, заходи. – Директор
положил трубку телефона, и с интересом оглядел мальчишку каким-то
особым взглядом. Светло-серые брюки, свободного покроя, белая
льняная рубашка, и мягкие туфли – лоферы, рисовали образ неброский,
но очень достойный, словно парень только что вышел из папиной
Волги, или даже Чайки