Почему — без понятия, ну да и ладно.
Так вот.
Рыба, картошечка, лук, морковка, ну и обугленное полено на время
варки для привкуса дымка. Запахи стояли на всю округу. И потому я
ни разу не удивился, когда увидел шесть пар голодных глаз по ту
сторону забора.
— Ну заходите! Чего вы там встали, как бедные родственники?!
Девки по всей видимости только-только проснулись, порыскали в
своём холодильнике и впали в уныние. Тут-то голод и погнал альтушек
к людям.
— Очень вкусно пахнет, — парламентёром сегодня выбрали Смерть,
как самую няшную с точки зрения выклянчивания еды. Даже самое
чёрствое сердце ёкнет от желания её накормить. — Можно нам сегодня
с вами поужинать?
— Ну конечно можно! — от такой милоты я чуть было не заржал. —
Тащите из гаража садовый стол и стулья. Где что лежит вы и так
знаете. Кстати, позвольте представить, баронесса Юдина.
— Анфиса, — Её Благородие отсалютовала альтушкам бокалом.
— Какой у вас маникю-ю-юр! — восхищённо протянула Дольче. — А
где делаете? А есть знакомый мастер поблизости? А это вот…
Короче говоря, Чертанова моментально определила в баронессе
родственную душу и присела ей на уши. Признаться, что-то общее у
них действительно есть… и нет, не только сиськи. Эдакая бабья
дьявольщинка. Роковушность, — или роковатость? — в хорошем смысле
этого слова.
Ну а может сработала привычка Чертановой находить себе везде
союзников. И ведь нашла, спустя несколько фраз они болтали уже как
закадычные подружки.
Через полчаса стол был готов.
Воодушевившийся приёмом гостей Кузьмич в скором порядке наметал
на стол закусок. Грибочки, сало, черемша, свежие овощи, ну и
конечно же его фирменные огурцы. Затем камердинер по-хамски нарубал
чёрного хлеба, расставил перед всеми глубокие тарелки и водрузил на
стол дымящийся казан.
— Водочки, Василий Иванович?
— Нет.
— А она ведь из морозилочки, — продолжил австрийский искуситель,
искусно пользуя русские уменьшительно-ласкательные формы. — Аж
потеет вся. Просит прямо-таки, мол, дерябни меня, Василий
Иванович.
— Нет, сказал. Мне молодёжи пример надо показывать.
— Так мы и молодёжи плеснём по маленькой.
— Нет, говорю! Лучше морса принеси.
— Воля ваша, — сказал Кузьмич и подмигнул, мол, я вас понял,
Василий Иванович, подождём пока все уйдут.
Итак, все наконец-то уселись за стол, налили себе по полной
миске горячей нажористой ухи и уже приготовились есть, но тут… тут
на меня вдруг резко такая благодать снизошла, что я просто не мог
ей сразу же не поделиться и не сделать кому-нибудь что-нибудь
приятное.