— Коварства, — ухмыляется Демид, — слово-то какое.
Вздрагиваю и, спохватившись, начинаю шуршать упаковкой от печенья, лишь бы пошуметь и прервать их диалог. Это настолько глупо, что, пожалуй, может сработать. Грозный отвлекается.
— Демид, прошу тебя не приставать к ребенку с вопросами на эту тему.
— Прости, забыл об этике с учетом того, как Машенька появилась в твоей жизни.
Не сводя с меня глаз, откидывается на спинку стула. Я напрягаюсь до кончиков пальцев, пытаюсь бороться с охватившим тело ознобом.
— Демид, — наскучив нас слушать, Маруська вклинивается в разговор, — почему же вы не пьете чай? Невкусный?
— Какая внимательная девочка, — дарит ей комплимент. — Чай еще не остыл.
— А не хотите ли тогда взглянуть на мои игрушки?
Высыпаю печенье в вазочку и ставлю возле олигарха.
— Марусенька, — обнимаю ее за плечи, — просто посидим в кухне, а потом проводим Демида. Экскурсию по квартире устроишь в следующий раз.
Достаточно того, что Грозный без зазрения совести осматривал мою ванную, да и вообще ввалился в дом без приглашения.
— А я бы не отказался, — упорно оспаривает.
— С каких это пор тебя стали интересовать пластиковые куклы? Живыми раньше баловался, — общаюсь спокойно. Проявила бы недовольство, да Маруську расстраивать не хочется. – И тебя, наверное, свои дети заждались.
— Нет у меня детей. И жены нет. Ненужный никому бессемейник…
Я бы поаплодировала Демиду за эту пьесу, только Маруся подозрительно притихла. Прислонила ладошки к своим щекам. У нее затряслись губы от расстройства, недолог тот час, чтобы дочь заплакала.
— Бедненький… — всхлипнув, еле слышно бормочет.
А меня захлестывает свирепой дрожью и шквалом негодования, посвященным Демиду. Хорошо, что стою за спиной Маруси, и она не видит как я, покрутив у виска, немым жестом показываю Грозному, что он неправ.
Опыта общения с детьми у него меньше чем у шмеля! Еще отцом хотел стать когда-то…
Маруська очень впечатлительная девочка и все воспринимает близко к сердцу.
Демид прокашливается. Его сарказм был не понят.
Меняет выражение лица на суровое, а я, наконец, выдыхаю. Спектакль окончен и теперь перед нами сидит истинный Грозный.
— В кого же ты, Мария Эдгардовна, такая сердобольная? Точно не в мать. В африканского отца, что ли? — с грохотом отодвигает стул и встает. — Не такой я уж и несчастный.