Может, конечно, у Ройха в планах и нет переться за мной в общагу. Просто хочет зажать меня до неё. И… Это, пожалуй, еще хуже. По крайней мере, я могу прикинуть, к кому на первом этаже могу постучаться, чтоб меня пустили. А вот как отбиваться от озабоченного козла — представляю слабо.
Нет, надо было все-таки заняться самбо, папа ведь говорил, что девушке это не будет лишним, а я…
На стрип пошла.
Сама, блин, путь выбрала.
Да кто бы знал, что так занесет нелегкая.
Когда шла на стрип — с деньгами проблем не было. Ни у меня, ни у отца, который мне наличные подкидывал. Это потом у него проблемы начались. А уж после того, как он повесился, стало совсем худо.
— Приехали, девушка, — покашливает таксист, — с вас полторы тысячи.
— Сколько? — охреневаю. — Ты двадцать минут ехал.
— Ночной тариф, выходной день, — не мигнув и глазом сообщает мужик, — сами не заплатите, могу попросить заплатить вашего козла. Вон он, как раз паркуется.
Увы, он прав — черный Лексус Ройха и вправду ненавязчиво так выворачивает на край парковки. У меня в желудке будто кувыркается что-то склизское и холодное.
Шарюсь по карманам, нахожу выжившие от гонорара два косаря.
Чуть не реву, потому что это не просто не деньги, слезы просто. Надо было забрать у того утырка деньги хоть за сегодняшнее выступление. А это…
— У меня сдачи нет, — упирается водила. Мудила, блядь!
— А это моя проблема? — взрываюсь. — Я на эту пятисотку неделю жить буду.
— А у меня нет, — талдычит как баран.
— Ну и подавись ей, — вылезаю, хлопаю дверью со всей яростью.
Слышу, как меня обкладывают матом, но не трогаюсь абсолютно. С размаху пинаю шину, с трудом удерживаюсь от того, чтобы не поднять с обочины выщербленный кусок асфальта и не швырнуть его вслед уезжающей машине.
Эмоции эмоциями, а это уже готовый срок.
Срок, ну точно!
Если Ройх сейчас вздумает начать ко мне лезть, я буду орать, что накатаю на него заявление! Громко.
Оборачиваюсь к тому краю парковки, где стояла до этого машина Ройха. И к своему удивлению, вижу пустое парковочное место. Уехал. Убедился, что я вышла из машины, что водила уехал, и свалил сам?
Так не вписывается в портрет озабоченного кобеля, что я даже захожу в общагу в какой-то прострации. Может, я в чем-то с ним ошибаюсь? Может, он не настолько конченый, как я о нем думаю?
В комнату пробираюсь на цыпочках, чтобы не разбудить соседку. Падаю в кровать, только под одеялом стаскиваю толстовку. Усталость, много острых ощущений — наверное, потому меня так рубит, стоило только оказаться в горизонтальном положении.