23. 23
Я даже не уверена, сама я поворачиваюсь к нему, либо же Роберт помогает мне это сделать. Такая уж я: не умею довольствоваться малым. Всему виной это курортное солнце, прогревшее меня изнутри, и несколько часов наедине. Мои защитные барьеры официально пали.
— Ну и чего ты улыбаешься? — шепчу я, тщетно пытаясь приглушить свою собственную улыбку.
— А как рядом с тобой не улыбаться? — хрипловато отвечает Роберт, касаясь большим пальцем моей щеки. — Невозможно.
Я прикрываю глаза, чтобы не ослепнуть от лунный бликов, отражающихся в его зрачках, и не открывая, тянусь вверх. Когда оборонительные ворота сломаны, я не умею ждать нападения, а бросаюсь в сражение первой.
От соприкосновения с влажным и горячим кожу бьет током, а в ноздри проникает такой знакомый и теперь стократно усилившийся запах соблазна и терпкого одеколона. Я даже на мгновение не сомневаюсь в своем решении. Хочется ощутить все это в полной мере. Впитать кожей, почувствовать небом и жадно проглотить прямо здесь, под этой огромной луной, в арке из расступившихся деревьев.
Я давно не целовалась вот так — дрожа от нетерпения, по-настоящему. Когда не можешь сдержать шумных вздохов-предателей, выдающих первобытный отклик, когда важен именно он сам, этот поцелуй, а не то, что за ним последует.
Этот момент как и тот снимок, ради которого мы здесь остановились — в нем удачно совпало все, включая мужские ладони, которые с правильным нажимом удерживают мою талию. Все-таки в маленьких руках нет шанса почувствовать себя дюймовочкой. А я сейчас ею именно такой себя и чувствую. Впервые за долгое время я не пробивная мама девочки дошкольной возраста, готовая. остановить на скаку табун лошадей, а воздушная фея в развевающемся от ветра платье, которая создана для вот таких идеальных поцелуев под луной.
— Ну и как? — с улыбкой спрашиваю я, мягко упираюсь ладонями Роберту в грудь.
— Десять из пяти, — с хриплым смешком отвечает он, сильнее подминая мою талию.
Шутливо поморщившись, я тру подбородок.
— А мне придется снизить балл за щетину. Теперь-то кожа точно облезет.
— Извини, но тут я бессилен — за день отрастает. Могу исправиться утром.
Закусив губу, я с улыбкой склоняю голову в бок — забытый признак кокетства.
— Какой ты самонадеянный, Робсон.
И даже впервые позволила себе его назвать так, как его близкие друзья называют. Пусть поцелуй и прервался, но я продолжаю чувствовать себя всемогущей феей.