Потому что коррупция, в переводе с латыни, означает «растление». Ох уж это обаяние красивых иностранных слов! Сказать бы прямо: основную опасность для общества представляет собою растление госаппарата, правоохранительных органов и бизнеса. Ужас какой. А поставишь слово «коррупция» – и все пристойно. Коррупция, инфляция, плавная девальвация...
Простите, я слегка отвлекся. Итак.
Но пугающими цифрами и шокирующими фактами дело не заканчивается. Ситуация на самом деле еще хуже.
Коррупция во всех своих видах – это плохо. Надо сделать так, чтобы этого безобразия не было. С этим согласны все – и власть, и общество. Власть издает законы, обращается к разным своим ветвям. Ветви шумят листвою. Народ обсуждает и скандальные факты, и усилия власти. Но вот что интересно. Если этот общенациональный разговор о коррупции представить себе в виде музыкального произведения, то в нем явственно прослеживаются две темы. Первая – всеобщее возмущение. Тема гнева, как написали бы в консерваторской программке, во вкладыше, где объясняют, что хотел выразить Бетховен. Вторая тема – полная безнадежность. Тема судьбы. У нас все равно ничего не получится. Не выйдет у нас справиться с коррупцией. «Все равно, все равно, все равно... » – гудят басы, создавая фаталистический фон для обличительных мелодий. Но почему люди убеждены, что зло непобедимо?
Ответов много, и все правильные.
Одни адресуются к опыту, как собственному, так и национальному, он же исторический. Уж сколько раз российская власть пыталась оседлать коррупцию, и все напрасно. Еще в середине XIX века провинциальные чиновники в декларациях об имуществе нагло писали: «Имение приобретено на подарки, полученные женою в молодости от графа Бенкендорфа». И петербургское начальство утиралось. В газете «Правда» к печати была подготовлена статья с отчаянным заголовком «Блат сильнее Сталина». Ее не напечатали – но не потому, что блатмейстеров посадили, а потому, что Сталин помер. Не говоря уже о временах более близких, которые у нас если не перед глазами, то в памяти.
Другие полагают, что все дело в огромности и разнообразии России. Размеры и пестрота нашего пространства порождают некоторую, как бы это выразиться, естественную институциональную путаницу. Избавиться от нее нельзя, как нельзя укоротить пресловутое «транспортное плечо» от Смоленска до Владивостока. Николай I говорил, что Россией управляет не он, а 25 000 столоначальников. Всесильный серый кардинал КПСС тов. Суслов Михаил Андреевич страшно гневался, когда к нему обращались лично, через голову его верного аппарата. Хотя признавал, что аппаратчики делают массу глупостей. Но, по мнению означенного серого кардинала, ущерб от аппаратных глупостей значительно меньше, чем затраты на перевоспитание аппарата и контроль над ним.