Женя медленно сползла с барного стула, одернула задравшуюся юбку и пошла к выходу. Идея с этим спором изначально была хуевой.
И теперь точно таким же было Женькино настроение.
Она уже отошла от бара метров на двести, когда ее окликнул взволнованный Санин голос.
— Женя! Женя, блин!
Она продолжала идти, как будто ничего не слышала.
Буквально через минуту запыхавшийся от быстрого бега Саня оказался рядом и требовательно схватил ее за руку.
— Женька, твою мать! Что случилось-то?
— Ничего не случилось.
— Какого хрена ты ушла и ничего не сказала? Кент этот тебя обидел? Так я сейчас ему пойду вмажу, делов-то.
— Сань, никто меня не трогал, отстань. Просто я… устала и пойду домой.
— Подожди, я сейчас сбегаю, попрощаюсь, и пойдем вместе.
— Я одна дойду.
— С ума сошла? Уже темно. Куда ты одна попрешься?
— Блядь, Саня, это же не Мытищи! Это Лихтен, мать его, штейн. Тут нет преступности. Вообще. Так что возвращайся спокойно к своей бабе. Она уже тебя заждалась, наверное.
На последних словах Женькин голос, ее надежный и никогда не подводивший инструмент, предательски дрогнул, и Саня — взбешенный и ничего не понимающий — вдруг замер, как почуявшая дичь гончая.
— Жень…
— Отстань от меня, — прорычала она, пытаясь вырваться, но Саня держал крепко. Перехватил вторую руку, подтянул к себе ближе.
После короткой борьбы она наконец нашла в себе силы взглянуть ему в лицо. Саня прерывисто дышал и смотрел. Жарко, тяжело, опасно. В широко раскрытых карих глазах, против ожидания, не было ни грамма насмешки.
— Так бы сразу и сказала, — хрипло прошептал он и поцеловал Женьку.