Огонь азарта, вспыхнувший в груди, не позволяет оставить рыбное место и отправиться домой. Червяк на крючке совершает последнее в своей короткой жизни путешествие. Круги не успевают разойтись, вновь поклёвка. Подсекаю и плавно тяну к себе. Не получается, и эта рыбка явно не хочет в уху. Будоража воду, рвётся на волю, а тоненькая леска – единственная преграда на пути к свободе. Удилище гнётся дугой, но местный бамбук невероятно прочен. Постепенно отпускаю катушку, давая видимость воли, но запас лески оставляю. Рыба меняет правила игры и резко идёт вверх по течению. Такого подвоха ожидаю и успеваю выбрать слабину, а чуть позже, спотыкаясь о скользкие корневища, иду за ней следом, медленно, но верно выматывая её силы. Метров двадцать рыба тянет за собой. Совершенно неожиданно, устав от борьбы, чумарь свечой вылетает из воды, сверкнув серебром чешуи в окружении бриллиантов капель. Воистину: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!».
Местное солнце в зените. Бирюзовый купол неба сверкает кристальной чистотой. Лишь на линии горизонта клубятся облака. Уложив рыбу в плетёный короб, иду к избушке. Земля под ногами сухая и прохладная, голые ступни чуть не по щиколотку тонут в мягкой зеленоватой пыли. Шаг размерен и спокоен, уже около трёх лет мне просто некуда торопиться. Рядом, отвесив язык чуть не до земли, бредёт Шарик, странная помесь собаки и зайца.
* * *
В тот день я шёл на охоту. Кожаный ремень автомата натирал плечо сквозь тонкую ткань футболки. Все мои хождения оказались неудачными, даже не пришлось ни разу передёрнуть затвор. У ручья, где решил умыться, и нашёл пса с переломанной лапой. В густой траве наткнулся на кровавый след. По борозде определил, что животное крупное, и решил полюбопытствовать, не сгодится ли оно для супа. Увиденное поразило, никогда мне не встречалось ничего подобного. Огромный, похожий на сказочного волка зверь резко отличался от представителей знакомой фауны. Видимо, из последних сил приполз издалека, почуяв воду.
Палец привычно нашёл курок. Желая избавить животное от мук, спускаю вниз скобу предохранителя. Неожиданно зверь открывает глаза, и я тону в море боли и отчаяния. «Калашников» соскальзывает с плеча в траву, а кинжал покидает ножны и втыкается в ствол. Разводя руки в стороны, медленно иду к раненому. Сейчас вполне осознаю, каким был идиотом, – стоило ему на последнем издыхании едва клацнуть зубами, мои раны были бы несовместимы с жизнью.