Взяв себя в руки, я начинаю с
простого — соль рассыпана по чанам, а кубок и игла занимают один из
них. Тщательно промывая их, я несколько секунд держу их под водой.
Как мне понять, что они достаточно пропитались солью? Не знаю, но
обстановка не располагает к размышлениям. Когда с кубком и иглой
покончено, наступает очередь морфида. Маленькие кусочки наркотика
занимают больше времени — каждый я омываю отдельно, не жалея соли и
времени.
Вскоре простая часть заканчивается.
Игла, морфид и кубок отложены в сторону. В небе, прямо надо мной,
сверкает молния, оставляя блики на воде в чанах. Сорочка давно
прилипла к телу, а волосы превратились в мокрую губку. Со вздохом я
придвигаю к себе ящик, запах которого не способна скрыть даже
завеса из воды. Не глядя, я опускаю руки внутрь деревянной могилы,
наивно рассчитывая, что перчатки хоть немного ослабят
отвращение.
Первым, что я достаю, оказывается
сердце. Сгнившее с нескольких сторон, покрытое мерзкой слизью и
источающее кошмарный запах. Я не могу сдержать дрожь в руках —
стараясь не выронить орган, слишком сильно сжимаю его, и несколько
капель крови падают на сорочку. Шум в ушах сводит меня с ума, и я в
панике опускаю сердце в готовый чан, стараясь не смотреть, как вода
становится буро-алой. Соль пропитывает сердце — мои пальцы
наверняка сотрутся в кровь, настолько остервенело я желаю покончить
с этим.
Молния сверкает вновь, когда я, все
еще смотря перед собой, достаю почку. Мне приходится взять ее в обе
руки, но, когда я делаю это, отвратительная вонь покрывает
пространство вокруг меня. Дрожь проходит по всему телу, и ладони
разжимаются. Почка падает прямо на меня, скатываясь по коленям на
простынь. Я вскакиваю на ноги и хватаюсь за ограждение,
перевешиваясь через край. Меня тошнит. Я не могу дышать — настолько
мне плохо. Настолько плохо, что наклониться вперед и упасть головой
вниз уже не кажется плохим вариантом. Пока я сдерживаю тошноту,
ливень начинает стихать. И это отрезвляет меня. Я бросаюсь обратно
и в панике промываю почку. После нее, торопясь, делаю то же самое с
зубом и глазом. Это дается мне гораздо проще, чем сердце и
почка.
Когда соль заканчивается, как и
ливень, я понимаю, что мои мучения подошли к концу. Стоя на
коленях, я не могу не смотреть в темное небо, на котором, за
облаками, начинает прослеживаться луна. Сглотнув, я складываю все
элементы ритуала в середину простыни и завязываю ее, превращая в
своеобразный мешок. Мне уже все равно, что вонь пропитает все, что
находится внутри. Нетвердой походкой я подхожу к кровати и прячу
мешок под ней. Когда я иду к дверям, чтобы позвать Джудит, мой
взгляд цепляется за отражение в зеркале.