— Матушка, он жив? — проскулила прекрасная дева. — Братик, ты
слышишь меня?
Святоша поднялся и с опаской оглядел моё иссохшее тело:
— Сомневаюсь сударыня… н-не уверен! — скривившись пробубнил тот,
который провонял всю комнату кадилом. — Выглядит как труп
трехдневной давности!
Да уж получше твоего, жирное ты чудовище. Я почувствовал, как
ненависть и презрение к этим слабым смертным клокочет во мне. Но
это тело — единственный шанс вернуть силу! Придется потерпеть ради
будущих расправ… Хотя очень уж хочется напугать эту шайку до
усрачки!
Я прочистил горло, но вместо человеческого голоса раздался
демонический рык. Все в ужасе перекрестились. Чтоб тебя! Нужно
держать себя в руках, притвориться этим слабым смертным. Хотя,
порывшись в его памяти, не нашёл ничего интересного — жизнь в
болезнях и страданиях, пока не сдох на этой постели.
Мелкий церковный щенок, стоящий сзади, дёрнулся и случайно вылил
мне на голову графин со святой водой. Я с отвращением фыркнул,
прожигая его взглядом и ощерив клыки под шумок выпустил из пасти
язык сметая капли со лба.
Ммм… — прошептал я и лукаво улыбнулся, сдерживая смех. — Неплохо
освежает! Давай еще!
Он взвизгнул тоненько, как девица и скрылся за жирной массой
хозяина. Лишил меня забавы… жалкое зрелище! Но лучше впредь так не
делать…
— Жив, слава Богу! — всхлипывает мать, целуя мои костлявые
пальцы. — Все вон, ему нужен покой!
— Ему нужно в церковь. — попытался возразить ей встревоженный
поп. — П-пусть причаститься! Да и не мешает показать его экзорцисту
отцу Егору! Пока он проездом в нашем уезде.
Старшая сестра, не разделяла энтузиазма матери, это было видно
по взгляду, но она открыла дверь и хмуро указала на выход, провожая
священника и его слугу. Умная девка, эта Ольга… Пригодится.
Мать вдруг ахнула, разглядывая мою руку с нечитаемым выражением
лица:
— Ольга… Иди сюда. Посмотри на это. Минуту назад ее не было!
Сестра, спотыкаясь, подбежала и бухнулась перед моей кроватью на
колени. Схватив кисть с видом безумной фанатички. Да что тут
происходит?
— Господи… Невозможно!
Я выдернул руку и прищурился. На безымянном пальце красовалось
странное чёрное клеймо. Оно темнее черного, словно поглощает в себя
свет. На кисть не падают блики, не ложатся тени, эта скверна
вбирала в себя все в своей досягаемости.