Он не смог бы сказать — прошел час или минута. Или сутки? Он просто ждал. И знал — он не уйдет отсюда, не пообщавшись с фит’данго. Скорее умрет прямо перед воротами.
И внезапно ощутил, как к его плечу притронулось что-то жесткое. И открыл глаза.
Неужели он шагнул слишком близко к воротам?
Но вроде бы…
ДА!!!
Рядом с ним висела морда громадного муравья, только зеленого цвета. И этот муравей пристально глядел на мальчика. А потом сделал жест усиком-сяжкой. Проходи, мол, раз пришел…
Эрасмиус даже не рассуждал.
У фит’данго может быть лекарство для его сестренки.
И мальчик шагнул в ворота.
Никто, кроме самого Эрасмиуса, так и не узнал, что происходило в посольстве фит’данго. Ни политики, набежавшие уже через два часа. Ни инферлисты, опередившие, кстати, политиков на полтора часа. Ни даже родители мальчика.
Правду знал только он и фит’данго.
Официальная версия гласила, что фит’данго забирают к себе обоих детей и их родителей. Люсию — на лечение. Родителей девочки — чтобы те заботились о ней и вообще, чтобы не страдала хрупкая детская психика.
Эрасмиуса — на двадцать стандартных галактических лет, HYPERLINK "https://flibusta.appspot.com/b/372994/read?lHhTe9CF" \l "n_10" \o "
Когда люди начали расселяться по галактике, встала серьезная проблема. А именно — отсчет лет. Периоды обращения у планет разные, сутки тоже… Наконец вышли из затруднения, приняв одни галактические сутки по периоду обращения Земли Изначальной — 24 часа, стандартный месяц — ровно 30 дней, а вот стандартный год, для удобства исчисления — 300 галактических суток.
" [] на обучение.
Люсия с родителями вернулись от фит’данго уже через два года. Девочка была полностью здорова. Если Сарн правильно помнил, сейчас Люсия жила на той же самой планете, где и родилась. Вышла замуж за местного богача, нарожала четырех очаровательных детей, старшего из которых назвала в честь брата. А когда инферлисты спрашивали ее про брата и его страшные опыты на людях, настолько бесчеловечные, что корежило даже ко всему привыкших следователей галактической полиции, уверенным голосом отвечала одно и то же: «Мой брат — самый лучший и добрый. Он не мог сделать такого. Это все — гадкая клевета. Пошли вон!»
Впрочем, и когда тридцатью годами раньше ее пытались расспросить о фит’данго или Эрасмиусе, она хранила молчание. Как и ее родители.