- Временную национализацию оборонных
предприятий, господин министр, - без колебаний ответил я, - только
поставив военное производство под жесткий контроль государства
можно быстро нарастить выпуск военной продукции до нужных нам
объемов при разумных затратах, но, опять же, только этой меры будет
явно недостаточно.
В зале поднялся возмущенный гул.
Такого ответа от меня никто не ожидал. Тобольский поднял руку и шум
стих.
- Господа, - твердо произнес
президент, - мы здесь собрались для принятия важных государственных
решений. Прошу помнить об этом и сдерживать эмоции. Я тоже не
ожидал от господина Лаврова такого предложения, но я хотел бы
выслушать его аргументы до конца. Продолжайте, капитан, - назвал
меня президент по моему невеликому званию, то ли давая понять, что
надо думать, что говоришь, то ли просто не желая использовать
гражданское обращение в данных обстоятельствах.
И я продолжил:
- Земная Федерация стала слишком
рыхлым и аморфным образованием, господа, - решил я вывалить на
собравшихся давно бродившие в моей голове соображения, а то пока
еще дождешься следующего такого случая, - в нашей истории уже были
подобные прецеденты. Все вы помните вторую мировую войну. Германия,
великая держава, сумевшая на начальном этапе войны подчинить себе
практически всю Европу, опоздала с переводом на военные рельсы
своей промышленности и сделала это только к концу тысяча девятьсот
сорок второго года. Три года войны немцы в тылу продолжали жить
так, будто войны и нет. И что в результате? Армия, вступившая в
войну самой мощной и боеспособной боевой силой в мире, к концу
третьего года противостояния растеряла свое преимущество и
потерпела решающие поражения в России и северной Африке. Мы уже
пятнадцать лет идем этим же губительным путем. Вспомните первые,
самые тяжелые, как еще недавно казалось, годы войны. Вот тогда была
мобилизация экономики. Никто не думал о прибыли, о рентабельности,
о правах и свободах. Все понимали – или мы, или они. И мы выстояли.
Но стоило нам выбить кваргов с нашей территории, да даже не со всей
территории, ведь часть ее мы до сих пор не вернули, и настроения
стали меняться. И вот теперь мы имеем экономику, производящую явно
избыточное для воюющего государства количество товаров невоенного
назначения, предметов роскоши, разнообразных услуг и массу прочего
барахла, пожирающего производственные и людские ресурсы, которые
можно и нужно было бы направить в военную промышленность. А враг
все эти годы вел себя иначе. Мы думали, что добились перелома в
войне своими силами, а оказалось, что значительную часть войск и
ресурсов противника оттянул на себя еще один, неизвестный нам,
театр военных действий. Вместо того чтобы мобилизовать все силы и
нанести врагу решительное поражение, мы дали противнику возможность
сосредоточиться на уничтожении наших потенциальных союзников,
оставив на нашем фронте только силы сдерживания. И вот теперь мы
имеем закономерный результат. Союзник на грани поражения, а нам
предстоит остаться один на один с врагом, силы которого мы до
последнего момента даже себе не представляли, и я не уверен, что до
конца представляем их сейчас.