Если Михеев на самом деле повязан с картелем, это конец. Обратного пути у него нет, а значит, я потерял друга, товарища, сослуживца, коллегу, частичку себя самого. Более того – предположительно мы теперь враги.
Тяжело было даже допустить эту мысль. Я знавал многих, кто сгинул, играя в подобные двойные игры, но ничей крах не задел моей души. Относился к этому, как должному, как к вылетевшим слабым звеньям цепи, на место которых незамедлительно вставали другие люди.
Но это же Пашка... Мой Пашка...
Я боялся, что это правда, что Михеев с потрохами продался мафии, но ещё больше я боялся, что полковника тоже сломают. Что, если Новиков устал быть идейным? Вдруг ему предложат столько, что он не сможет отказаться? У Петра Яковлевича есть семья, в конце-концов, которая для него важнее, чем жизнь какой-то там Настеньки Зайцевой.
Вот что волновало меня на самом деле. Я не мог знать, что происходит сейчас в городе. Пока мы с Настей бегаем мокрые по огороду и зажимаемся по углам, более влиятельные и сильные люди могли уже сто раз перекроить наши судьбы.
Что буду делать я, если останусь с голой жопой, без поддержки полковника?
Мне придётся отдать Настю. Один звонок от Новикова с соответствующим приказом, и я не смогу ничего сделать. Просто ничего. Я всего лишь винтик, который легко убрать и заменить на такого же мента. Незаметно, как это бывает.
Смогу ли?
Нельзя было сближаться с подзащитной, и я это знал. Пусть я мразь, но всё же живой человек. Одна улыбка, одно прикосновение, и она мне уже не чужая. Слишком много всего случилось между нами, слишком многим я рискнул, чтобы всё закончилось плохо.
Неопределённость и неизвестность выводили из себя, связывали по рукам и ногам. Я уже поступил необдуманно, привезя Настю к бабушке, подвергнув опасности родного человека. Выбора не было в тот момент. Сейчас он тоже не особо присутствовал, но было время на подумать.
Я даже не мог понять – на руку ли мне это самое время или оно играет против меня?
Сидеть ждать, пока схватят главаря мафии, не мог и предпринять ничего не мог, блять. Впервые в жизни я ощутил свою ничтожность и беспомощность в полной мере.
По этой причине я не заводил семью. Были бабы, даже какая-то привязанность порой присутствовала в моей зачерствевшей душе. Всё заканчивалось одинаково хуёво. Лодочка "неземной любви до гроба" разбивалась о быт, мои вечные пропадания на службе и попытки перекроить меня под себя, привязать к ноге. Я всегда срывался с этой цепи, поэтому ни одной пизде ещё не удалось слепить из меня человека, способного стать мужем и отцом, вот я и болтался сам по себе.