21 день - страница 6

Вечером, после работы, отстояв очередь на плановую дезинфекцию личного автотранспорта, я плелась домой за машиной дорожный службы, стараясь держаться на указанном на её корпусе расстоянии – десять ярдов. Наручный коммуникатор тихонько пискнул мне в запястье о том, что до комендантского часа осталось три часа. Я успевала даже на вечернюю пробежку – сотрудникам Отдела предоставляли жилье и такое, чтобы путь как до штаба, так и до прочих редких благ цивилизации – парка или хороших, «закрытых» заведений и торговых площадок с пропускным режимом – было не больше двадцати минут езды. Правительство ценило наши жизни, потому что они нередко подвергались угрозе.В новом мире как никогда разрослась классовость, несмотря на то, что правящая верхушка всеми силами пыталась сгладить углы, и мы – сотрудники Отдела – были на верхушке «пищевой цепи». Именно поэтому я порой заезжала в местечки, вроде Седьмого района, чтобы напомнить себе – работы у нас ещё много. Развить экономику докатастрофного уровня невозможно, пока существуют ограничения: с одной стороны, нас давят военные, с другой – океан. На военных базах Промежуточной Зоны построены целые вереницы лабораторий, где ежечасно тестируются образцы воды и всё новые и новые блокаторы токсина. Особо радостных вестей нам пока оттуда не поступало.Сегодня я ехала домой по Джексон-роуд, центральной улице города, с её восстановленными фасадами – отголосками мира «до», со стеклянными, совершенно бесстрашными витринами и патрульными машинами на каждом углу, с хорошей уличной подсветкой, делавшей Джексон-роуд похожей на сияющую люминесцентную ленту, случайно брошенную на землю. Что-то неуловимо гнетущее висело в воздухе. Я дёрнула плечами, проезжая мимо ратуши, где два года назад боролась за свою свободу. Меня трясло, когда судья с дотошностью расспрашивал меня о подробностях нашей с Патриком интимной жизни, пытаясь к очевидной вине Патрика добавить вины моей. Почему у нас не было детей? Как часто у нас происходила интимная близость? Не провоцировала ли я его своими отказами? И всё ради того, чтобы дать нам отсрочку и возможность сохранить семью – «приоритетную ячейку общества». Адвокат, выступавший на стороне Коэна, призывал запретить женщинам поступать на государственную службу и идти в профессии, связанные с риском для жизни. Меня трясло от злобы, и я готова была нарушить регламент, послать его к черту прямо со своей трибуны, но судья сделал это раньше – попросил «прекратить демагогию».Всё не было бы так страшно, если бы этот чёртов адвокат был единственным, кто так думал. Таких ублюдков было много. Начиная с простых обывателей, заканчивая видными учёными и медиками. Им нужны были люди, население, переведённое в числовой эквивалент, несмотря на то, что качество генофонда всё ещё оставляло желать лучшего. Вакцина давала побочный эффект, бесплодием страдала каждая третья женщина, редкие дети не имели хронических заболеваний – и на фоне этого так сумасбродно желать возрождения докатастрофного уровня жизни… Может, поэтому у нас и не было детей. Хорошо, что у нас не было детей, иначе нас никогда бы не развели.Я помню, первое, что я сделала, покинув ратушу в статусе свободной женщины – приняла приглашение Уилсона сходить с ним и его ребятами в захудалый бар где-то у чёрта на рогах, недалеко от Промежуточной зоны. Уилсон нахваливал местное пиво – хозяин гнал его из какой-то травы, растущей у него в подвале, конечно же, незаконно. Пиво было улётным. А похмелье убийственным. Это был мой акт независимости, первый и единственный. После я перестала ходить на попойки с коллегами. Я вообще перестала куда-либо ходить с коллегами, словно это моё «нет» стало моим забором – спасением от посягательств на меня и мои границы. Я не собиралась идти на матч. Браунинг, стоявший позади меня на дезинфекции, попытался заговорить со мной, но я взглянула на него так, что он сразу же замолчал. До самого шлагбаума я не вылезала из своей машины, а он из своей.На девять вечера у меня был назначен видеосеанс с психологом. Мы беседовали раз в три недели в профилактических целях. Нэлл Мартин, штатный психолог нашего подразделения, считала, что этого достаточно. В течение этих трёх недель я записывала краткие тезисы или вопросы, которые хотела бы с ней обсудить, но за последнее время у меня не накопилось ничего. Наверное, я научилась справляться сама.– Я… я постоянно думаю. Меня порой раздражает мой бесконечный внутренний монолог, – удобно расположившись на подушке, я вытащила из себя надуманную проблему, зная, что Нэлл начнёт вытаскивать из меня душу, если я скажу, что меня ничего не беспокоит.– О чём думаешь?– Вот сегодня ехала домой и… размышляла о политике. О суде… опять.– Вспоминала Патрика? – Нэлл тряхнула рыжей гривой и сощурилась. Даже сквозь холодный экран смартфона я чувствовала, как она копается у меня в мозгах, словно скальпелем. Нет, меня это не раздражало, этот факт стал для меня привычным, но я никогда не переставала удивляться тому, как она, прыгая с темы на тему, ловила меня на чувствах, которые я ещё даже не успела осознать.– Нет, его адвоката. Кусок дерьма. Хочет превратить нас в матки на ножках.– Пока в Новом правительстве есть хоть одна женщина, этого не произойдёт, – Нэлл отчего-то была в этом уверена, но от меня не укрылось то, как она едва заметно приподняла подбородок. Её тоже волновала эта тема.Я вспомнила о Хоуп Стельман, главе Отдела. И успокоилась.– А ты не хотела бы монолог превратить в диалог? – Нэлл скакнула назад, заставив меня задуматься. Сначала над тем, почему мы опять вернулись к этому вопросу, а после над сутью вопроса.– Не знаю. Нет. Мне кажется, я сама себе хороший собеседник, – хохотнула я, понимая, как нездраво это звучит. Особенно для психолога.– Мне нравится твой настрой, – она улыбнулась.В маленьком окошке интерфейса видеоконференции я увидела себя – малопиксельную и чуть мутную, но со здоровым цветом кожи, чуть округлившимися щеками, со спокойным, умиротворённым выражением лица. Мне понравился даже мой лохматый блондинистый пучок – он выглядел очень… свободолюбивым. От Нэлл не укрылось, что я стала лучше себя чувствовать – я больше не избегала зеркал, боясь увидеть в отражении свой затравленный взгляд. – Ты не пробовала завести друзей?– Я пока не нашла подходящей кандидатуры, – отчеканила я, понимая, что Нэлл прямо сейчас седлает любимого конька.– Или сходить куда-нибудь с коллегами? Помнишь ты рассказывала, как сходила в бар с…– Уилсон.– Да, точно, Тед. Тебе же понравилось?– Не то, чтобы понравилось…– А как тебе вообще этот Уилсон?– О, нет! – я замотала головой, моё лицо в маленьком окошке дисплея скривилось, словно мне показали двухголовую цикаду. – Нет, я его не рассматриваю.– Почему?– Он какой-то слишком…– Слишком Патрик?Я не задумывалась над этим, однако… Схожий типаж, схожий характер рубахи-парня, задатки альфы. Я была уверена – Уилсон бесконечно далёк от образа садиста, внутри него нет двойного дна, он «лёгкий», в нём нет той многослойности и «черноты», в которой мне по юной дурости так хотелось покопаться, но даже если допустить такую мысль, ступать по хоженой дорожке мне вовсе не хотелось. К тому же, я вовсе не Дебби Левицки с её «невероятными ногами».– А может, стоит поэкспериментировать? – она хитро повела бровью.– У чему ты меня опять склоняешь, Нэлл? – она снова и снова делала коварный подкоп под мой бетонный забор. Нэлл крайне беспокоила моя социализация. И почему-то никого, кроме неё, она не беспокоила.– Флоренс, я сейчас говорю тебе не как твой психолог, а как друг. Ты молодая, красивая, очень умная и интересная девушка. То, что с тобой произошло, совершенно не означает, что с тобой что-то не так. Ты не доверяешь миру, и это не плохо, и не хорошо, это просто данность. Но не все кругом такие, как твой бывший муж. И ты теперь другая. Просто не бойся общаться, – она сводила ладони лодочкой на уровне груди, словно передавала мне эти слова от сердца к сердцу. – И я тебя ни к чему не склоняю, это непрофессионально. Решать только тебе.Я прикрыла глаза и вздохнула. Сначала она попыталась смягчить меня кучей комплиментов, а после этим своим «решать тебе» Нэлл умело переложила уже принятое ею решение на мои плечи. Я давно знала Нэлл Мартин и уже научилась понимать её методы работы, и, во многом благодаря ей, я стала лучше понимать себя, чтобы успешно отсортировывать её навязанное и моё собственное.– Ты считаешь, что в одиночестве не может быть комфортно?– Почему же, вполне может. Просто я хочу обратить твоё внимание на то, что бывает и по-другому.Я сделала вид, что глубоко задумалась над её словами. На самом деле мне было не сколько комфортно, сколько привычно. Привычка та ещё прилипчивая дрянь, даже живя с Патриком я почти привыкла жить с постоянной угрозой расправы. Возможно, Нэлл и была в чём-то права, но я действительно не хотела снова с кем-то связывать свою жизнь хотя бы из страха влипнуть в нечто подобное. Из страха снова начать прогибаться, подстраиваться и ломать себя. «Бывает и по-другому». Возможно. Но у меня не было желания – это проверять.Я снова проснулась за десять минут до сирены. Сев на постели, я размяла шею, руки и спину, а после встала и сделала несколько наклонов, услышала шорох колёс патрульной машины. Коп что-то тявкнул в громкоговоритель – наверное, что-то на улице ему не понравилось. Выглянув из окна, я ничего не увидела, кроме ковыляющей вдоль фасада старушки Хэнли с собакой. Наверное, несчастная Хельга чем-то им помешала.Я решила пожертвовать завтраком – после пробежки и душа мне отчего-то захотелось положить на ресницы пару слоев полузасохшей туши. Результат мне понравился: глаза распахнулись и озорно заблестели. Следом началась какая-то цепная реакция – я расчесала и уложила брови, замазала темноту под глазами и проступающие капилляры на верхних веках. Времени не осталось даже на кофе, поэтому я, решив не терять его окончательно, прыгнула за руль и отправилась завтракать в столовую при Подразделении. Я думала о том, чтобы на выходных съездить в «Крео» – центральный супермаркет одежды и косметики – и обновить косметичку. Возможно, на меня повлиял вчерашний разговор с Нэлл, а, может, просто такое настроение. Разве покупка тюбика туши не может стать актом любви и уважения к самой себе?Возле барной стойки я с удивлением обнаружила грузную фигуру Максвелла – он уплетал черничный пирог и молочный коктейль из огромного, как банка, стакана. Он ценил семейные традиции и всегда, если только был не на срочном выезде, завтракал дома, а после отвозил дочерей в школу, жену на работу. Сегодня явно что-то пошло не так и, нахмурившись, я направилась прямо к нему.– Привет.Он кивнул и хлопнул ладонью по соседнему стулу. Я подсела к нему.– Сонора повезла детей на ревакцинацию, – начал он, не дожидаясь моего вопроса.– Которую?– Четвертую.– Еще одна осталась?– Ага, ещё одна.Он отхлебнул коктейль. Подоспевшему официанту я заказала двойной кофе и омлет с тостами.– Яйца только порошковые, инспектор Белл. Поставка будет к понедельнику, – торопливо сообщил мне парнишка с бейджиком. «Донни» – бегло взглянула я. Кажется, новенький.Сегодня пятница, и к этому дню продуктовые обыкновенно пустеют. Яйца и вовсе были редким продуктом: у нас все ещё не было достаточно птичьих ферм, поэтому яичницы и блинчики из порошка употребляла большая часть населения. У Инспекции и военных, конечно, и на этот счёт были некоторые привилегии: в нашей столовой и в доставке «Волмарта» – особенно, если вбить в поле спецкода свой личный номер инспектора – они почти всегда были в наличии.– Сойдёт, – отмахнулась я и снова повернулась к старшему инспектору. – Волнуешься?Он кивнул.– Анатокс-4?– Нет, 5.– Он ещё не до конца проверен…– Главный инфекционист сказал мне, что у пятой версии гораздо меньше побочек.Максвелл говорил так, будто пытался убедить в этом не сколько меня, сколько себя. Я понимала его беспокойство – вакцина против Сильвы постоянно дорабатывалась, ведь спустя почти семьдесят пять лет после её победоносного открытия и внедрения она всё ещё не была полностью безопасной. Токсин мутировал, и плюсом к этому вскрывались всё новые и новые побочные эффекты, схожие по симптоматике с последствиями заражения, только в менее угрожающей форме. Однако, хронические заболевания, генные изменения и отложенная смерть всё же были предпочтительнее смерти почти мгновенной. Мы шли на это осознанно, потому что слишком сильно хотели выжить.– Всё будет хорошо, – я тронула его за руку, в ответ Максвелл поднял уголки губ в вымученной улыбке. Мне стало горько. Я не представляла, как он выносит такую ответственность: и за свою семью, и за всё наше Подразделение.– Через час я выезжаю в Промежуточную Зону, хочу лично осмотреть тот квадрат, о котором говорил Браунинг.– Хорошо, – кивнула я, мысленно готовясь к минимум двум суткам командировки.– Я беру Браунинга и Уилсона, ты остаёшься.– Почему? – я возмутилась. Напарницей Максвелла была я, а не Браунинг, аналитики всегда предпочитали отсиживаться в своих мягких креслах и лишний раз не рисковать своими драгоценными мозгами. Депрессия была позади, я больше не стремилась сама себя убить, разве что тот эпизод с дракой в подворотне подпортил мне имидж…– Это его наработки. Говорит, ему нужно выехать в «поле», чтобы проверить точность некоторых теорий. Не надувайся, Флоренс, речь не о твоём профессионализме или психологическом состоянии. Я уеду, а текучка останется. Никто лучше тебя со всем этим дерьмом не разберётся.Бумажная работа. Контроль работоспособности уличных кабинок дезинфекции, лабораторий, контроль сроков техобслуживания метеорологических щитов, отчёты полиции о нарушениях режима, отчёты медицинские, статистика, отчёты и снова отчёты – к вечеру у меня будут болеть глаза. Я глубоко вздохнула, опуская нос в полупустой картонный стаканчик. Я повертела его в руках. Он был абсолютно белым, только «Флоренс» нацарапано фломастером. Нет, чуть поодаль я увидела номер телефона, приписанный мелким, словно крупа, почерком и подпись под ним «Доставляю кофе на дом». Я взглянула на Донни. Он подмигнул и улыбнулся. Забавно. Надеюсь, я не нарвалась на продавца интимных услуг, и это была просто неудачная попытка познакомиться.Я вспомнила, сколько таких попыток мне удалось пресечь. Как только я освободилась от своего замужества, желающие появлялись на горизонте стабильно, но я не могла относится к этому, как к должному – разведённая женщина негласно считалась дефектной. Возможно, дело было в моём социальном статусе…– Ладно. Будем на связи, – затолкав разочарование куда подальше, а вместе с ним порошковый омлет в себя, я поплелась в офис.В опенспейсе суетился довольный Браунинг. На нём уже был жилет от костюма спецзащиты. Ни с кем не здороваясь, я поднялась в свой кабинет. Там меня ждал отчёт техников об ослаблении поля двух сегментов южного метеорологического щита. Ситуация штатная, но надо доложить Максвеллу и начать разбираться.– Флоренс. Ты на меня злишься? – Браунинг постучался в стеклянную дверь и следом просунулся в мой кабинет наполовину. Он улыбался, но вид у него был виноватый и взволнованный.– С чего бы это? – я дёрнула бровью, стараясь сохранить максимально беспристрастное выражение лица.– Мне кажется, я должен извиниться, только никак не пойму, за что, – его лицо стало ещё виноватее, а улыбка ещё шире. Где-то в груди неприятно царапнуло – я действительно злилась, но в то же время чувствовала себя малолетней идиоткой, потому что злиться по факту было не на что. Почти.Что там говорила Нэлл про мои социальные навыки?– Всё в порядке, спокойного пути, – я отгородилась от него прислоненным к уху смартфоном. Перестав, наконец, глупо улыбаться, Браунинг вышел. Я вспомнила историю с жетоном и впервые порадовалась своей проблеме с пигментацией кожи – если бы не эта особенность, мои щеки, наверное, горели бы, как фонари.