Девушка сама этого не замечала, а я видел. Я знал, что они поняли, кто такая Настя, но отчего-то ничего ей про меня не рассказали. А самое главное – Совет тоже предпочёл остаться в тени.
Они явились в дом сразу же. Настя ещё металась по двору в надежде, что сможет сбежать.
- Вы не имеете права рассказывать девочке, кто она и какую роль в её судьбе сыграли, - отчеканил самый противный из посетившей меня троицы.
- Считаете, что я захочу это сделать? – скривился в холодной усмешке, складывая руки на груди. Хотелось размазать каждого из них по стенке. Меня трясло от этого желания и невозможности его осуществить.
- В любом случае, мы запрещаем и накладываем магическую печать.
Плечо обожгло, но ни один мускул не дрогнул на моём лице, чтобы не выдать, насколько мне больно. Было ощущение, что даже кость прогорела насквозь. Не показал и того, насколько пылаю от безысходной ярости. Единственное, что мне оставалось в этой ситуации – стоять и улыбаться в лицо этим двуличным тварям.
- Не хотите с ней познакомиться? – поинтересовался, глядя на то, как Настя дёргает ручку калитки.
- В этом нет необходимости. Мы назначаем Анастасии жалование и надеемся, что девушка в самое ближайшее время полноправно вступит в свои обязанности.
После этих слов старикашки откланялись, позволяя мне выплеснуть свою злость на обычной вазе. Хрустальная красавица с треском впечаталась в стену, оставляя на ней безобразную вмятину.
Этот клоповник давно нуждается в ремонте, но я намерено его не делаю, добавляя уродливости общему виду. Наверное, подсознательно хочу, чтобы дом отражал моё внутреннее состояние.
Я давно перестал радоваться жизни, потерял способность мечтать и верить в лучшее. Озлобился и стал циничным до мозга костей. Единственное существо, которое выносит мой ужасный характер – Брина. Да и я прикипел к этой гномихе за долгие двадцать лет своего заточения. Наверное, даже умудрился полюбить, хотя обещал самому себе, что больше ни к кому не привяжусь.
И вот, в мою жизнь врывается она. И, неожиданно, в грудине разливается ноющая боль. Но не та, которую я испытываю ежедневно. Не стылая и беспросветно-чёрная, а напротив, светлая и щемящая.
И я начинаю тайно за ней наблюдать, лёжа в своей кровати и изнывая от странных чувств внутри самого себя. Смотрю, как Настя бродит по коридору, как наводит порядок в своей комнате, как мило беседует с Бриной. Я подолгу рассматриваю светлые кудряшки с золотым отливом, маленький вздёрнутый носик и белоснежную фарфоровую кожу. Иногда даже подхожу к зеркалу и касаюсь кончиками пальцев её изображения.