Я пытался понять, что мне делать со всей этой информацией и с
новыми обстоятельствами, так что ходил взад-вперед по мансардной
комнатке под самой крышей, где меня разместили на ночь, и думал о
тяжкой судьбе своей, время от времени останавливаясь у окна и
поглядывая во двор, на замерший там черный электробусик с ярыжками
из Сыскного приказа: они берегли наш сон от поползновений
Радзивиллов, пока их рыжий босс-менталист решал вопросы в высших
инстанциях.
Снизу, с первого этажа, раздавались звуки тяжелого симфо-рока,
перемежающиеся пулеметными очередями: старик Вишневецкий играл
очередную - которую за ночь? - катку, разнося по Сети в пух и прах
подростков откуда-нибудь с другого края Государства Российского.
Например, с этого самого Сахалинского Великого Княжества, что бы
это ни значило.
Вдруг легонько скрипнула сначала дверь, потом - половица, и я
улыбнулся, увидев в оконном стекле отражение грациозного девичьего
силуэта, который приближался ко мне. Пришла!
- Геор-р-р-р-ргий, - промурлыкала мне в самое ухо Яся, вставая
на цыпочки. - Еще немного, и у тебя из ушей пойдет пар, чес-слово!
Хватит уже думать о будущем, решать проблемы и делать дела. Я
ту-у-ут!
Я повернулся к девушке, и мое сердце пропустило удар: на ней был
один только легкий полупрозрачный пеньюар, под которым в лунном
свете виднелись стройное тело, изящная небольшая грудь, тонкая
талия, точеные бедра... Она была просто великолепна! Глаза
Вишневецкой блестели, губы чуть приоткрылись... Ядвига склонила
голову, улыбаясь:
- И что? Что скажешь? - руки ее в это время жили своей жизнью:
она расстегнула мне ремень, потом - потянула край футболки вверх...
- Еще не передумал звать меня замуж?
Футболка полетела в сторону, ремень - тоже, я подхватил
Вишневецкую на руки, впился в горячие губы поцелуем и, в пару шагов
преодолев расстояние до кровати, осторожно опустил ее на
постель.
- Пепеляев, знаешь что-о-о? - ее горячее дыхание обжигало мою
шею, я чувствовал прохладу и гладкость девичьей кожи, вдыхал самый
лучший аромат в мире - запах любимой и желанной женщины. - Если нам
кто-то помешает, я его убью... Иди ко мне, скорее!
Почему-то я точно знал: не помешают. Эта ночь - только наша,
вся, сколько бы ее ни осталось. Радзивиллы, рыцари, аристократы,
некроманты и все важные и страшные дела и мысли - все это могло
пойти к бесам. До самого утра.